— Это все бессмыслица какая-то.
— Смысл у вас уже есть. Позвольте друг другу оттаять от прошлого. Минуло достаточно времени, чтобы он перестал корить себя за случившееся. Просто вдумайся, через что пришлось пройти этому человеку. Его брат погиб, родители обвинили во всех грехах, а девушка, которая перевернула всю его жизнь вверх дном, жила как ни в чем не бывало… — Сусанна делает короткий вздох, дожидаясь, когда я снова посмотрю на нее. — Просто попробуй понять его боль. Мы женщины, и мудрость у нас в крови. Не мешай Хакиму делать шаги, которые даются ему кровью. Поверь, этот мужчина ломает себя ради тебя. И всю жизнь ломал. Пускай его шаги и далеки от совершенства. Нельзя быть всегда совершенством. Ошибки это нормально. Дай ему шанс. Просто знай одно: идеальных людей и отношений нет, всегда есть ошибки, но всегда есть то, что сильнее всех обид и ошибок. У вас точно это есть. И я завидую тебе, Алевтина. По-настоящему завидую, потому что у меня не было такого шанса.
Сусанна говорит это с такой горечью и тоской, что в горле невольно образуется ком, а потом она просто разворачивается и направляется в сторону выхода, но я останавливаю ее:
— Сусанна. — Она оборачивается, но на меня не смотрит. — Ты знаешь, где он?
Уголок ее губ дергается в подобии ухмылки.
— В аду. В своем личном аду.
Глава 65
Я стою перед родительским домом, не понимая, какого черта мне пришло в голову явиться сюда. Знаю же наперед, что ничего хорошего из этого не выйдет. Но все равно пересекаю ступени широкого деревянного крыльца и без стука толкаю дверь. Разуваюсь в прихожей и перекладываю торт в другую руку, испытывая желание развернуться и уйти. И я бы определенно так и сделал, если бы не принял для себя решение двигаться дальше. Только прежде я хочу разобраться с тем, что много лет тянуло меня на дно. Больше не хочу тащить за собой этот груз, даже если сгорю дотла на пути к свободе в виде новой жизни. Наверное, именно это мне и необходимо.
Не выдавая своего присутствия, я прохожу кухню, коридор и застаю маму за глажкой белья в гостиной. Половица скрипит под моим весом, вот только она совершенно не реагирует. Игнорирует мое присутствие, демонстрируя мне и без того очевидную вещь: я не желанный гость — я чужой в этом доме.
— Мог бы для приличия постучать в дверь, прежде чем входить.
— Привет, мам, — произношу с тошнотворным ощущением в горле, понимая весь крах моего плана по спасению души, которую я много лет назад продал лично в руки дьяволу.
— Здравствуй, Хаким.
Она даже не смотрит на меня, продолжая гладить белье. Будто я утром вышел за хлебом и вернулся обратно. Ни единой эмоции. Холодная, как статуя Рут Бейдер Гинзбург. Последний раз я сюда приезжал пару лет назад, но не как сын к родителям, а скорее как управляющий к владельцу бизнеса по рабочим вопросам, и то только потому, что тот сломал тазобедренный сустав. Травма отца была настолько серьезной, что в период восстановления он не мог даже до туалета добраться самостоятельно. Но время и медицинская помощь сделали свое дело, и сейчас отец передвигается с поддержкой одной только трости.
— Если ты к отцу, его нет дома, — холодный голос матери вырывает меня из мыслей.
Киваю.
— Я подожду. Мне нужно поговорить с вами обоими.
Резким движением мама отставляет утюг в сторону и, сложив выглаженную простынь, берет отцовскую рубашку, избегая встречаться со мной взглядом.
— Он сейчас в Москве на парламентских слушаниях, потом сразу летит в Петербург. Его не будет минимум неделю.
Перевожу: «Уходи, тебе здесь не рады».
Прочищаю горло, перед тем как сделать попытку разрядить обстановку.
— Ладно. Понял. Пошли тогда с тобой кофе попьем.
Мама фыркает и бросает косой взгляд на торт, который я держу в правой руке.
— Мои угощения уже не подходят? Обязательно тащить в наш дом химию из магазинов?
Я провожу рукой по волосам и выдыхаю как можно спокойней:
— Мам, это просто торт.
— Нет, это не просто торт. Это неуважение к матери!
Она с хлопком ставит утюг и берется за новую рубашку.