Слышится хлопок входной двери. Крики взрослых прекращаются. Остаётся только малышка с её сиротливым, затихающим плачем. В Москве я жила в общежитии и к шуму привыкла, но даже там не чувствовала себя настолько неуютно. Я как будто в чужой шкаф залезла и копошусь там среди трусов, носков и колготок. Спустив ноги с узкой кровати, нащупываю чужие тапочки. На мне пижамные штаны и майка. Очень хочется в туалет. Младшая племянница продолжает плакать. Я прохожу мимо кухни и, приветственно кивнув зятю, забегаю в совмещённый санузел. Пока делаю свои дела, постепенно становится тише, слышится звук погремушки и неумелое мужское пение.
Облив лицо холодной водой, рассматриваю своё отражение в зеркале. Сегодня в десять часов у меня первая репетиция на новом месте. Зря я плакала так много, теперь глаза опухли и отекли, выгляжу слегка приболевшей.
Дверь в ванную резко открывается. Испугавшись, вздрагиваю. Неужели я забыла закрыться? Зять протискивается мимо меня к стиральной машине. В ванной очень мало места, висят распашонки и несколько рядов носков. Я прижимаюсь к раковине как можно сильнее, но всё равно замечаю, что муж моей сестры будто специально прошел так, чтобы потереться о моё тело. Внутри возникает паршивое ощущение, хочется поскорее отгородиться от этой липкой, тошнотворной мысли.
— Куда сегодня пойдёшь? Софа сказала, что у тебя репетиция, — как ни в чем не бывало спрашивает муж сестры, а я, кивнув, быстро возвращаюсь в выделенную мне комнату.
Мне надо дотянуть до первой зарплаты, а потом съехать отсюда. Даже если мне показалось, что он специально прижался ко мне, всё равно я не хочу теснить своих родственников.
— Привыкла к другой жизни, да? — Покачивая малышку, без приглашения заваливается в мою комнату, на лице мерзкая улыбочка. – Небось, в хоромах жила?
Снова это липкое ощущение.
— Я жила в общежитии. — Мечусь по комнате взглядом.
Мне неуютно, нужно готовиться к репетиции, но из-за родственника я вынуждена стоять и ничего не делать, тратить время на идиотские разговоры.
— Ну, ты же в кино снималась, Варюша, денег, небось, куча, прогуляла что ли?
— Я снималась в сериале. Служила в театре, но роли были второстепенные. На самом деле, это не такие большие деньги.
— Надо было хахаля богатого завести! Папика какого-нибудь с тачкой и хатой, внешность вроде позволяет. — Продолжает он трясти ребенка. — Тогда бы сейчас горя не знала.
Изо всех сил стараюсь не слушать убогую философию этого доморощенного мудреца. Но и совсем не пропускать мимо ушей не могу. В голове странным образом переплетаются мысли о вчерашнем — о моих мечтах и планах, и о насущном — о деньгах и выживании. Приватный танец для бывшего мужа обошелся мне дорого. Упертая стриптиз?рша никак не хотела меняться и затребовала двойную стоимость. Мой творческий ум ничего лучше не придумал, пришлось импровизировать. А в итоге это не принесло желанного результата. Только деньги потеряла. Которых, к слову, у меня и так очень и очень мало. За возможность вернуться в родной город я вынуждена была заплатить приличные отступные из-за нарушения нескольких договоров с руководством театра и продюсерами.
Зять почти выходит из комнаты, а потом неожиданно возвращается.
— Думаешь, я не знаю, зачем ты приехала, Варвара? Это Софка, дура моя, поверит, что ты по малым соскучилась. А меня не проведешь, — смеется. — Прознала, небось, что у твоего дела в гору пошли? Квартира чуть ли не полэтажа занимает, тачку недавно с салона взял. Я видел, очень крутой внедорожник, на солнце горит, не то что та поносная кия…
Я отворачиваюсь, испытывая дикое желание сбежать из этого места. Тошно мне.
— Думаешь, ему нужна такая баба? — презрительно усмехается. — Если бы Софка моя в актерки подалась и малых наших кинула, я б её на хер потом не пустил на порог дома. И он тебя не простит, так что возвращайся в Москву, мой тебе совет, — поучает зять, звеня погремушкой перед лицом толстощ?кого малыша и щедро посыпая мои открытые раны солью. — Он мужик молодой, спортивный, да ещё и богатый. Это удивительно, что он до сих пор не нашел новую мамку для ваших отпрысков.
— Мне переодеться нужно, — перебиваю пламенную речь родственника, широко улыбаясь, не показывая виду, как мне больно от его слов.
Я же актриса и умею держать лицо.
— Переодевайся, — ухмыляется зять, ползая по мне своими пожелтевшими от сигарет и бесконечного пива глазами.
Выходить из комнаты не собирается, смотрит прямо на меня. Не знаю, что делать. Мои ноги прирастают к полу, деревенея, сердце застывает, а внутри расползается противный липкий страх. Сестра никогда в жизни мне не поверит, если он сейчас полезет ко мне. А ещё — так больно от его слов. Они кипящей желчью капают на мое израненное угрызениями совести сердце.
— Я пошутил, — смеётся зять, вытаскивая свое тщедушное тело из комнаты.
Выдохнув, закрываю за ним дверь. Быстро натягиваю джинсы и свитер и, не позавтракав, вылетаю из квартиры как ошпаренная.