Бывалый человек

Толстой Алексей Николаевич БЫВАЛЫЙ ЧЕЛОВЕК

По темной степи тянуло дымком. Кашевар сгреб кучкой золу — под ней тлели угольки сухого навоза. Тишина была такая, что слышно за версту, как потыркивает сверчок; а еще далее, в лощинке, в стороне, где недавно догорела вечерняя заря, — хрипел дергач. Летел бы, дура, к Дону, в плавни, здесь много не наковыряешь носом. В степи земля теплая, сухая, было бы что подложить под голову, — и так лежат мужики у костра, а кто — под телегой с поднятыми к звездам оглоблями. Звезды просторно раскинулись над степью. Один человек сидит, другие слушают.

— Да, товарищ, пришлось…

— Хлебнул?

— А что же ты думаешь, — конечно, хлебнул горя…

— Расскажи по порядку, дяденька.

— А по порядку рассказать — будет так: в каком это году, забыл я, — в шестнадцатом… Ну, ладно… Вошли мы, русские войска, в Париж. А были мы, солдаты, Езятые для этой экспедиции, как на подбор: рослые, молодые, ужасно все бойкие. Идем по Парижу, колонна за колонной, сорок тысяч человек — это ты шутишь! И поем во всю глотку. По дороге на кораблях спелись: с жизнью прощаться ведь неохота на чужой стороне… Да и бабы на тротуарах видимо-невидимо — глядят на нас… Хороши… Ах, чистые, хорошие дамочки у них…

— Ну?

— Это кто там сказал «ну», под телегой?

— Будет вам, — слушайте, ребята.

— Да. Идем мы через город Париж и поем песни. Запеваем по очереди, поротно, — в каждой роте запевала и подголосок, мы подхватываем — стекла звенят… Начальство нарочно подбирало голосистых в эту экспедицию, чтобы удивить иностранцев: какой у нас народ веселый, вся армия сытая, мордастая, в бой — так в бой, ей хоть бы что; с песней грудью за отечество. Так и в газетах французы писали: «Русский, мол, солдат умирает с песней на устах…»

— Как это?.. (Опять из-под телеги.) Вот ведь, ребята, а?..

Рассказчик покосился под телегу, но разобрать ничего было нельзя — так темно. Месяц еще не всходил над степью.

— Как же им нас не хвалить: нас пригнали помирать за их отечество… Ну, конечно, языка они нашего не понимали, русского, — от этого много зависело… Когда проходили под Триумфальной аркой, дамочки стали бросать в нас цветы — розы. Мы, будто эти розы нам обыкновенное дело, груди выпячиваем, будто такие уродились орлы, да и грянули свою, солдатскую: «Дррррищем дегтем, дррррищем дегтем, табаком…» Так что же вы думаете: у дамочек на глазах — слезы, и руки к нам протягивают… А наши господа офицеры только косоротятся, но ничего не поделаешь: парад…

— Здорово это вы — про табак… Показали…

— Мы бы не то еще показали, не прогони нас прямо на фронт в тот же день… У них народ малорослый. Умом одним берут, образованием. А культура у них высока.

— Высока?

— Немцы еще умственней, а англичане всех покрывают… Я этого не люблю, когда под телегой смеются на то, что я говорю. Недолго и за виски оттуда вытащить. Я этого не люблю, когда над культурой смеются. Вы что же думаете у нас степь велика, так нас нипочем и не возьмешь? Нет, мы пробовали шапками закидывать. Не те времена. Кинули нас на фронт, через две недели — бой. Офицеры — в новых лаковых сапогах, начисто выбриты, чистые, и нам — по чарке коньяку и папирос. В зубы, конечно, никто не бьет, но командиры говорят серьезно: «Ребята, не посрамим русского оружия, отступать невозможно, потому что, между прочим, на задних позициях — французы с пулеметами…»

— Это французы, свои же, по своим?

— А ты как думал?.. Нас для случки, что ли, туда привезли?.. Ну, хорошо. Мы в то время о культуре еще пичего не знали. Приказ: наступление. Значит — музыканты вперед, и мы — урррра, и вся недолга, грудью в штыки… А нас — и бомбометами, и огнеметами, и пулеметами, и газом, и вонью, и с аэропланов сверху, и с танков в лоб… А сзади — французы: вали! вали! Вот тебе русский человек и попал в Европу… Вам хорошо в степи портками трясти, а вас туда бы… Апропо [Между прочим (от франц. a propos)], - как французы говорят, — апропо искрошили всю нашу дивизию. Нам, конечно, обидно это, врага мы все-таки выбили. Заняли позицию. А на другой день — приказ: отступить. Был это не бой, а демонстрация.

— Это что ж такое?

— Ну, вроде репетиция.

— А это что?

— С вами, ребята, образованному человеку говорить нельзя. Ну, вроде напоказ.

— Ага!

— Нам, конечно, растолковали, будто немцы испугались и теперь войне конец. Кто умнее, этому не поверил. Скрошить дивизию мы бы и дома могли. А вот начальство большие награды получило за этот бой.

— Поддержали славу оружия.