Бытовая химия

– Чуть-чуть.

– Ну и славно. Как раз впишусь в общую атмосферу.

– Может, тебе удастся что-нибудь для меня выудить? У меня нет никаких заказов, а Сара заговорила О новых коврах.

– Попробую. На какую тему? У тебя есть идеи для зарисовок?

– Да уж… конечно.

– Понятно, извини. Просто подожду, пока кто-нибудь что-нибудь вякнет, и тут же вверну: «Правда? А Том как раз недавно говорил, что у него есть пара идей для текстика по теме». И сделаю еще вот такое лицо, смотри.

– Вполне убедительно, на мой взгляд.

– Привет, Том.

Я подошел к Хью, и его лицо расплылось в мученической улыбке. Пугаться не стоило, это был его Обычный вид. Великий Мученик всегда выглядел гак, словно он только что вышел на работу после хирургической операции, о которой и вслух-то говорить неприлично.

Хью – старший редактор в шотландском представительстве издательства «Макаллистер amp; Кэмпбел». В зависимости от его настроения подающий надежды молодой писатель мог праздновать триумф, пританцовывая на кухне, или чувствовать себя совершенно раздавленным и тщетно живущим на свете существом. У многих людей на месте Хью (и я знаком с ними лично) постоянно возникала эрекция от осознания собственной власти, но сам Хью нажил лишь язву.

– Привет, Хью. Подумал, почему бы не заглянуть к тебе, проведать, как идут дела.

– Очень хорошо. Рад тебя видеть… Меня вот мучают боли в животе.

– Правда? – Великомученику Хью тридцать семь лет…

– Да, вот тут… – он озабоченно помассировал низ живота, словно намыливал себя, стоя в душе. – Меня беспокоит сердце, понимаешь, из-за сидячего образа жизни. Я все время провожу сидя. Разве тебя это не беспокоит? Ты же тоже все время сидишь.

– Нет, но мне-то пока двадцать восемь. Если бы мне было тридцать семь, я бы уже обделался со страху, понятное дело.

– Хмм… в общем, меня беспокоит сердце, поэтому в выходные я купил массажер. Он вообще должен быть полезен для здоровья всего организма.

– Понятно.

– Но пока я вытаскивал его из машины, чуть не помер.

– Да неужели?

– Я настраивал его весь день – такой стресс. Теперь пользуюсь им каждый вечер.

– И теперь у тебя…

– И теперь у меня боли в животе, да. Проблема в том, что упражнения на массажере напрягают мышцы живота. И непонятно, то ли мышцы живота болят, то ли сердце.

– Так у тебя болело что-нибудь до покупки тренажера?

– Нет, но это ничего не значит. Все равно, возможно, сердце болит. Сразу-то не поймешь, что оно барахлит, правильно? Давление, может, повысилось, а то, что я купил тренажер именно сейчас, вполне может оказаться просто совпадением. Вот купил я тренажер, а сердце мое уже давно затухает.

– У тебя остался чек?

Я знаком с Хью вот уже шесть лет и точно могу сказать, что сегодня он был явно в более оптимистическом расположении духа, чем обычно.

Наше знакомство произошло случайно, так же случайно, как я стал писателем. Приехал в Эдинбург изучать английский в университете. Сразу вношу ясность, меня не снедала страсть к литературе. Ну ведь нужно же что-то изучать, правильно? Однажды, когда мне было десять, моя школьная учительница мисс Бертсон сказала, что у меня вовсе не плохо О правописанием, вот я и решил плыть по течению последующие десять лет. Мои успехи в учебе были крайне малы: я тихонько сидел на лекциях и так прилежно занимался, что вызывал всеобщее умиление. Самая серая посредственность в Эдинбурге должна ежегодно награждаться студенческой премией Тома Картрайта, или более подходящее название – «премия никого».

Короче, за университетские годы у меня появились друзья, и после его окончания возвращаться в родные пенаты не было смысла. Что там было делать – дома (маленькая деревушка, затерявшаяся в Кенте в XVII веке), а от возможности переезда в Лондон, чтобы добиться успеха, по коже бежали мурашки. Так я остался в Эринбурге и вскоре уже работал в рекламной газетенке. Я писал всякую чушь: о плохо проложенной дорожке для велосипедистов или благотворительной деятельности пенсионеров. Полета мысли и вдохновения не требовалось, я грамотно писал и быстро работал, а чтобы преуспеть в журналистике, достаточно хотя бы одного из двух качеств. Все было просто замечательно, пока одну мою знакомую не спросили, не думала ли она когда-нибудь о написании книги?