Рауль застонал. Теперь ей никогда этого не сделать. Харриет умрет здесь, в безымянной туземной деревне, и ни один человек не узнает о ее храбрости.
— Как вы ее убьете? — в отчаянии спросил Марк Лейн. — У нас нет ни пистолетов, ни другого оружия.
—
Он выхватит копье из ближайшей руки и метнет его Харриет в сердце. Он убьет ее, потому что любит больше самой жизни. Ее смерть будет и его смертью, и смертью Марка Лейна, и смертью Себастьяна Крейла, но выбора не существовало.
Марк Лейн, все понимая, справился с ужасом, на мгновение охватившим его, и снова овладел собой. У него был только один способ помочь облегчить страдания Харриет — это молитва, и он, закрыв глаза, стал молча горячо молиться.
Всю долгую ночь полный муки взгляд Рауля ни на миг не отрывался от круглой хижины, в которую бросили Харриет. Хижину так хорошо охраняли, что даже батальон солдат с трудом смог бы взять ее штурмом. И конечно, Рауль никак не мог перехитрить охранявших его самого и вернуть себе пистолет.
Время тянулось медленно, но рассвет приближался. Ни еды, ни воды в хижину не приносили. Рауль не знал, связана ли Харриет или свободна, и чувствовал себя как в аду. У него не было возможности ни поговорить с ней, ни объяснить свои действия. Он мог только представлять себе, как золотисто-зеленые глаза, которые так легко вспыхивали от гнева или смеха, расширятся от ужаса, когда он поднимет копье. Не будет ни последнего слова, ни последней ласки. Крик Харриет будет единственным звуком, который он унесет с собой в могилу.
На следующее утро, проведя ночь без сна, когда каждый мускул и каждый нерв в его теле были напряжены до предела, Рауль встретил Латику с внешним спокойствием. Один намек на страх — и дружелюбие Латики превратится в презрение, с Раулем перестанут обращаться как с равным и не позволят торговаться за Харриет наравне с прибывающими вождями.
Вожди, сопровождаемые свитой воинов, во всем великолепии сидели рядом с Латикой: крупные мужчины, одетые в цветастые тоги, в наброшенных на плечи накидках из леопардовых шкур. Когда солнце поднялось выше в небо, Латика жестом пригласил Рауля присоединиться к ним на церемониальном помосте. Марк Лейн и Себастьян, со всех сторон зажатые толпой из сотен воинов, их жен и визжащих детей, снизу со страхом наблюдали за происходящим.
Яркий солнечный свет, ворвавшийся в темноту хижины, когда дверь широко распахнулась и вошли два воина, на мгновение ослепил измученную и обессилевшую Харриет, а затем она набросилась на вошедших, но напрасно — ее удары ни к чему не привели. Ей скрутили руки за спиной и, спотыкающуюся, повели на жару и пыль.
Все существо Рауля отчаянно кричало от возмущения, мускулы у него на шее и плечах вздулись от напряжения, которого стоил ему железный контроль над собой. Одно неверное движение, и они все погибнут. Ему предстоит пережить тяжелое испытание, когда придется стать свидетелем страданий Харриет. Увидев, что Харриет идет, дерзко вздернув вверх подбородок и расправив хрупкие плечи, Рауль понял, что когда она предстанет перед Латикой и его знакомыми вождями, в ее глазах не будет страха — такого удовольствия она им не доставит.
Оставшись без шпилек, волосы Харриет струились вниз по спине во всей своей красоте, и падающие на них солнечные лучи делали их похожими на золото. Когда Харриет по грубо вырубленным ступенькам поднималась на помост, ее волосы упали вперед, но она не могла откинуть их с лица, потому что ее руки были связаны за спиной. Она мотнула головой, стараясь отбросить их, и они превратились в шелковое облако.
Почувствовав, как вожди вокруг него затаили дыхание, Рауль стиснул зубы; Что мог он предложить Лати-ке, соревнуясь с сидевшими рядом мужчинами? У него были только лошади и несколько животных, провизия и научные приборы. Будет ли все это представлять ценность для Латики? На этот вопрос Рауль не мог дать ответа. Но что было очевидно, так это то, что окружавшие его вожди, чтобы обладать прекрасной женщиной с волосами как солнце, заплатят высокую цену чем угодно, чего бы Латика ни потребовал.
Рауль сидел, скрестив ноги, на леопардовой шкуре так непринужденно, словно находился в Хартуме, и, улыбаясь, разговаривал с Латикой. Харриет безуспешно пыталась поймать его взгляд и проглотила рыдание. Она думала, что Рауль остался, чтобы попытаться спасти ее, что он переживает такие же душевные муки, как и она, — оказывается, это была ошибка. Рауль остался, потому что Латика объявил себя его другом, потому что он вряд ли мог бросить ее в присутствии Себастьяна и Марка Лейна, не создав видимости, что старается спасти ей жизнь.
Рауль отвернулся от Латики, и Харриет, быстро отведя взгляд, снова напряженно смотрела прямо перед собой, а ее сердце билось, как птица в клетке. Она любой ценой сохранит чувство собственного достоинства, какие бы публичные унижения ей ни пришлось терпеть. Она будет помнить, кто она такая — она Харриет Латимер, дочь миссионера.