Быть с тобой, думать о тебе

Я всегда полагал, что талант освобождает человека. А оказалось, судя по ее словам, вырывает из жизни и вынуждает пребывать в одиночестве. Эта девочка вызвала у меня нежность.

Я поцеловал ее ступню.

— О чем задумался? — спросила она.

Я ответил не сразу:

— Думаю, что нам легко быть откровенными.

— Пожалуйста, пообещай мне.

— Что именно?

— Что мы никогда не станем говорить друг другу неправду.

— А почему мы должны были бы это делать? — Потому что, когда люди встречаются, через некоторое время у них появляется потребность в переменах.

Я посмотрел ей в глаза.

— Если кому-то из нас двоих не захочется больше встречаться, он просто скажет об этом и мы поставим точку.

Она улыбнулась мне и одним глотком допила лимонад. Потом закрыла глаза, наслаждаясь моими ласками.

ШЕСТЬ

Уже больше месяца мы встречались у меня дома. За это время с деревьев успели облететь почти все листья; пропали, как и загар, воспоминания о летнем отпуске.

Отношения с Сильвией отразились на мне очень благотворно. Даже в ее отсутствие меня не покидало ощущение счастья. Где бы я ни находился — на работе, с друзьями, — меня постоянно переполняли радость и пылкость. Я горел желанием жить, делать что-то новое.

С Сильвией мы виделись обычно в обеденное время. Почти сразу, едва только она входила, начинали заниматься любовью, а потом просто болтали, не вставая с постели.

В тот день она лежала, положив голову мне на грудь, я поглаживал ее плечо, перебирал волосы. Похолодало, и мы впервые укрылись одеялом. За окном покачивала ветками сосна.

В комнате было очень тихо, если не считать шума, доносившегося от мусорного бака для стеклянной тары. Всякий раз, слыша звук разбивающихся вдребезги бутылок, я думал: ну почему нельзя просто положить их на дно, а не швырять.

Я поставил классическую музыку, что делал редко, всякий раз обещая себе слушать ее чаще.

— Это Бах, — заметила Сильвия.

— Я не разбираюсь в композиторах.

— Бах — композитор, который внес в классическую музыку цвет. Раньше все было белое и черное, а потом явился он. Понимаешь?

— Нет.

Она расхохоталась.

— Это подобно кафедральному собору, идеально уравновешенная конструкция. Понятнее стало?

— Я совсем запутался. Мне нравится Моцарт.

— А кому он не нравится? Моцарт — как поп-музыка, он не изобрел ничего нового, но создал резонирующие, полные жизни произведения. Ему удается летать там, где другие самое большее могут только идти.

— Еще никогда не встречал человека, который так просто и ясно объяснил бы мне, что такое классика.

— В следующий раз принесу тебе подборку произведений, которые вошли в историю классической музыки.

— И что, их, по-твоему, можно слушать?

Она молча улыбнулась.

— После такого серьезного урока, — сказал я, — мне захотелось есть. Приготовим пасту?

Мы поднялись.

— Одолжишь рубашку? — спросила она.

Я протянул ей рубашку, она надела ее, и мы прошли в кухню. Пока я возился по хозяйству, Сильвия, усевшись на стол, изучала мой балкон.

— Отчего ты не посадишь там цветы? Мог бы любоваться ими, когда ешь.

— Тут у меня все погибает.

— Есть растения, которые не требуют особого ухода, — заметила она, закатывая рукава.

Я открыл холодильник, достал оливки, артишоки, сыр и положил все это на тарелку как закуску к аперитиву.

— У тебя сегодня урок? — спросил я, протягивая ей оливку.

— В четыре часа.

— Дома?

— Сегодня нет.

— Выпью пива. Могу предложить тебе вино, если хочешь.

— Нет, глотну чуть-чуть пива.

Я достал из холодильника бутылку, открыл и передал ей.

Мне нравилось, что она сидит у меня на кухне и я могу рассматривать ее голые ноги, едва прикрытые рубашкой.

— Хорошее, — кивнула она, отпив глоток, — обычно бывает горьким. — Вернула мне бутылку, а потом добавила: — Я никогда, даже подростком, не баловалась спиртным. А теперь по вечерам, уложив сына спать, люблю посидеть на диване с бокалом вина. Мне кажется, будто таким образом сама себе делаю подарок, иначе остается ощущение, будто весь день провела только в заботах о других.

Мне захотелось подойти к ней, обнять и поцеловать. Что я и сделал. Ее губы были холодными, и на них остался вкус пива.

Потом я достал пачку пасты и посолил воду.

— Не перестаю удивляться, — сказала она.

— Чему?

— Тому, что я здесь и что мне тут хорошо.

Я с улыбкой повернулся к ней.

— Несколько лет назад, — продолжала она, — я давала уроки одной красивой женщине лет сорока, которая была замужем и имела двоих детей. Однажды она призналась мне, что у нее есть любовник. Она рассказывала мне все — где встречаются, о чем говорят, что делают. Я никогда не осуждала ее, но при этом думала, что сама не способна на такое. Не из соображений морали, а просто не смогла бы. И вот теперь я здесь.

Я понимал, что для нее это оказалось непростым шагом. Я не раз задавался вопросом, не должен ли расстаться с ней, не допустил ли я ошибку, с головой погрузившись в наши отношения. Конечно, в этой жизни каждый отвечает сам за себя, и Сильвия — взрослый человек, но, может быть, мне следовало быть поосторожнее?