Быть рядом

– Да, – я смотрел перед собой.

– Хорошо. Прощайте.

– Береги себя, пожалуйста, – я сказал это тихо, но она, хоть и отошла достаточно далеко, услышала.

Остановилась, повернулась и сказала через весь зал.

– Я постараюсь, но обещать не могу.

И ушла.

А я ещё долго сидел над остывшим кофе и просто смотрел перед собой.

***

Через год Владимир Лис получил «платиновую пластинку» за то, что продал большее полумиллиона тысяч копий своего дебютного альбома.

Узнав об этом, я напился, и хотел набить ему морду. Не дошёл. Не набил.

Ещё через год он стал первым русским музыкантом, получившим «Грэмми».

В этот раз я напился ещё сильнее.

Когда спустя полгода в новостях сообщили, что его жена, Мария Лис, покончила с собой, я тут же выключил телевизор и, взяв отпуск на три недели, уехал к другу на Соловки, чтобы не знать, какая же удача привалила Лису на этот раз.

А там, на Соловках, я только и делал, что просто сидел и смотрел перед собой.

Будущее, которого не ждут

Умереть за Родину

До отпуска оставалось всего два дня. Чемоданы уложены, билеты куплены, номера забронированы. Канарейку, как всегда, сдали на хранение бабушке.

Вот тогда-то всё и началось.

Отец пришёл со службы неожиданно рано – около десяти. Я только-только встал и завтракал на кухне, глядя “Футураму” по мультивизору. Отец прошёл, не разуваясь, на кухню, сел на табурет, положил тяжёлые кулаки на столешницу. Молчал. Смотрел перед собой угрюмым, мрачным взглядом.

Я от этого взгляда чуть не подавился, поэтому отодвинул тарелку с яишницей и спросил:

– Что случилось, папа? Что-то с бабушкой?

Он встрепенулся:

– А что с Мариеей Владимировной?

– Ну, ты же вчера говорил, что ей не здоровится. Может…

– Нет, – перебил он меня, – с ней всё в порядке.

Он снова замолчал. А я не знал, что и как спросить. Папа с трудом поднялся, достал из бара на стенке бутылку водки и плеснул в кружку. Выпил одним махом и даже не поморщился. Потом повернулся ко мне и сказал:

– Война, сын. Вот что случилось. Включи новости.

И пошёл в спальню.

Я схватил пульт и переключил мультивизор на ТВ. На «Первом канале» шли новости. Ведущая Марина Агапова сидела, напряжённо выпрямившись, и зачитывала с бумаги. Через секунду появился звук:

– … войны посол Петер Йохансон сделал сегодня в восемь утра по столичному времени. Он передал официальную ноту министру иностранных дел Виктору Приходько. Причиной войны названо необоснованное с точки зрения Евросоюза повышение цены на энергоносители. Нашей стране был выдвинут ультиматум: снижение цены на треть в этом году и ещё на четверть – в следующем. И в дальнейшем Евросоюз настаивает на том, что именно он будет регулировать цену на наши энергоносители. Президент назвал это требование неприемлемым. В прямом обращении к народу, он заверил граждан, что не уступит наглым захватчикам. «Наша армия как никогда сильна и мы дадим отпор врагу, так же, как делали это наши предки», – сказал президент. Напоминаю, что за прошедшие два часа военный взаимозачёт выглядит так: двести солдат Евросоюза и триста наших воинов. Плюс четыре с половиной сотни мирных жителей. Министр обороны выразил надежду, что потери с нашей стороны заставят противника одуматься и прекратить конфликт: «Возможно, они поймут, что наш народ готов защищать свою страну до последнего человека и не испугается никаких жертв, лишь бы отстоять свою свободу. Думаю, через несколько дней мы сможем сесть за стол переговоров».

Буквально через полчаса после его выступления у военкоматов стали появляться добровольцы, желающие вступить в армию. Они требуют отправки к пунктам взаимозачёта. Многие несут государственные флаги. Военные пока отправляют добровольцев по домам, так как предполагают, что конфликт будет быстротечным и армия обойдётся своими силами. В военкомате Северо-западного округа столицы побывал наш корреспондент, Никита Арбатов. Передаю ему слово…

Я убивал звук, потому что вошёл отец. Он был в парадной форме и держал в руке чемодан.

– Слышал?

– Слышал.

– Тогда собирайся. Нашу часть переводят на казарменное положение. Возможно…, – он запнулся и снова посмотрел на водку, которую так и не убрал в бар.

– Что «возможно»?

Отец оторвал взгляд от бутылки и сказал хрипло:

– Ходят слухи, что нас могут перебросить к зачётнику. Если война не закончится в ближайшее время.

– Правда? – вскочил я. – Вот здорово! Всегда об этом мечтал!

Отец посмотрел как-то странно и, резко повернувшись, вышел из кухни. Я услышал, как он открыл сейф, где хранил мамины драгоценности и какие-то свои документы. Потом зажужжали замки чемодана, и отец вернулся на кухню.

– Что-то забыл?

– Да, решил взять кое-что, – голос у отца был холодный и сухой. Точно такой же, как четыре года назад, когда маму насмерть сбила машина, и он приехал забирать меня из летнего лагеря. Мне тогда только-только двенадцать исполнилось.

– Что-то мамино?

– А? Да-да, мамино…, – отец странно кашлянул и, как будто уводя разговор в сторону, спросил. – Сумку сложил?

– Ага, только зубную щётку не взял.

– Хорошо. Возьми – и идём.