Быть корейцем...

Вдобавок, на протяжении почти столетия – с 1870-х и до 1960-х гг. – профессиональных корееведов в России было очень мало, а переводчиками и посредниками при всех контактах с Кореей неизменно служили многочисленные советские/российские корейцы. Они внесли немалый вклад в развитие советско-корейских связей. Большое им за это спасибо, однако надо помнить, что советские корейцы говорят на особом диалекте. Иногда они сами думают, что это, дескать, «испорченный» от долгого проживания за рубежом корейский, однако это совсем не так. В корейском языке множество диалектов, которые очень непохожи друг на друга. В последние десятилетия «правильным» корейским объявлен диалект столицы – Сеула, а советские корейцы просто говорят на другом диалекте, который был распространён в тех местах, откуда в Россию когда-то отправились их предки, то есть на диалекте северо-восточной провинции Хамгён, пограничной с Россией (это не относится к корейцам Сахалина – недавним выходцам из южных провинций Кореи). Считать этот говор «испорченным» нельзя, наоборот, он даже сохранил некоторые древние особенности, утраченные в сеульском диалекте. Однако этот диалект отличается от сеульского корейского примерно так же, как русский от украинского (если даже не больше).

Понятно, что русские, а потом – и советские чиновники и дипломаты обычно записывали имена и названия так, как их произносили работавшие с ними переводчики. Один из многих примеров – история очень распространенной корейской фамилии «Цой». В сеульском диалекте она произносится как «Чхве», в то время как в провинции Хамгён сохранилось более старое произношение, которое русскими буквами можно примерно передать как «Цхой». Под влиянием «советско-корейского» произношения всех обладателей этой фамилии у нас и окрестили «Цоями».

Эти две особенности – отсутствие подготовленных корееведов и влияние северо-восточного диалекта, на котором говорило большинство переводчиков – и привели к тому, что вплоть до начала шестидесятых годов имена корейцев появлялись на страницах советской печати в малопонятном виде, так что сами корейцы (особенно в Сеуле) зачастую, прочтя записанное по-русски корейское имя или слово, просто не могли понять, о ком или о чём идёт, собственно, речь. Достаточно напомнить в этой связи имена некоторых северокорейских политиков, которых тогда часто упоминали в нашей печати и которые, наверное, до сих пор памятны некоторым нашим читателям старшего поколения: Цой Ен Ген (упрощённый вариант – Чхве Ён Гон, точный – Чхве Ён-гн), Ким Ир Сен (упрощённый вариант – Ким Иль Сон, точный – Ким Иль-снъ), Пак Ден Ай (упрощённый вариант – Пак Чжoн Э, точный – Пак Чжн-э).

Вскоре после войны в СССР была разработана система научной транскрипции корейских слов. Автором её был ленинградский лингвист А.А.Холодович (несколько позднее она была модернизирована москвичами Л.Р.Концевичем и Ю.Н.Мазуром). Назвать эту систему идеальной нельзя, однако она предлагала более или менее стандартную схему транскрипции, при которой одно и тоже корейское имя или название всегда записывалось одинаково. Это, собственно, в первую очередь и требуется от транскрипции. Правда, на практике в неспециальных изданиях стал использоваться её упрощенный вариант, в котором не отражаются различия между двумя звуками «н» и двумя звуками «о», существующими в корейском языке.

В шестидесятые годы, после того, как стало активно работать первое поколение корееведов, привыкшее к системе Холодовича, ситуация с транскрипцией корейских имён нормализовалась, но, как оказалось, ненадолго. Ситуацию изменило появление на российском горизонте Южной Кореи. С конца восьмидесятых годов к нам хлынули корейские изделия с надписями на английском, и корейцы, с визитками – тоже на английском. И тут опять началась великая путаница. Понятно, что когда какому-то российскому журналисту (или бизнесмену) дают визитку, на одной стороне которой стоят какие-то странные непонятные буквы, а то и просто иероглифы, а на другой – всё написано по-английски, то этот журналист обычно не отправляется на поиски ближайшего доцента кафедры корейской филологии, а просто переписывает русскими буквами то, что написано по-английски, и в дальнейшем именует своего корейского собеседника так, как было написано на «английской стороне» его визитки.