Быть Хокингом

С точки зрения науки, большим преимуществом проведения памятной конференции в Польше явилось то, что здесь могли собраться ведущие умы Востока и Запада: русским физикам можно было относительно свободно выезжать в Польшу, при условии, что они этим ограничатся. Для представителей Запада Польша представляла собой более доступный вариант, чем Советский Союз: польские визы мы получили без проволочек, тогда как с советскими пришлось повозиться. Единственное неудобство при въезде в Польшу, как обнаружили некоторые делегаты мужского пола, заключалось в том, что предъявитель паспорта должен полностью соответствовать своей фотографии. Поскольку на дворе стоял 1973 год, многие молодые делегаты и студенты щеголяли длинными волосами и прекрасными кустистыми бородами, лишь отдаленно напоминая свое фото на паспорте, сделанное десять лет назад, в те времена, когда они были сопливыми школьниками с ранцами и румянцем на щеках. Единственным способом убедить польские власти в том, что они действительно являются теми, за кого себя выдают, а не хиппи-декадентами, вознамерившимися подорвать чистоту коммунистической культуры, оказалось сбривание бороды и стрижка волос в месте пересечения границы. По приезде в Варшаву делегация напоминала отару овец после стрижки. Стивен был, наверное, единственным из ученых, чья прическа оказалась даже короче, чем на фото; по этой причине ему удалось избежать принудительного изменения имиджа.

Польша, которую мы увидели в 1973-м, была печальным местом, опустошенным Германией и подавленным господством России. Неудивительно, что поляки с подозрением относились ко всем иностранцам, включая нас самих. Мы все были отмечены одним клеймом: не немцы, так русские. Настаивать на том, что мы англичане, не имело смысла: и англичане, и американцы принадлежали к процветающему обществу, которому здесь завидовали, к которому хотели принадлежать и от которого были отгорожены. Стеклянные витрины магазинов явно свидетельствовали о стремлении имитировать Запад, но на полках обнаруживалась пустота либо дешевая подделка по заоблачной цене.

Везде были признаки кризиса национальной идентичности, несделанного выбора между старым и новым, Востоком и Западом. На протяжении всей своей истории разрываемая на части соседями, Россией и Германией, Польша с большим трудом восстановила утраченное во Второй мировой войне – в частности, историческую часть Варшавы. Уродливым контрастом ее красоте служил послевоенный дар Сталина народу Польши – мегалитическое муниципальное здание, о котором говорили, что только с его крыши открываются лучшие виды на Варшаву – имея в виду, что, лишь стоя на нем, можно было его не видеть. В том самом здании и состоялась конференция, посвященная юбилею Коперника. Перед входом располагался внушительный ряд ступеней. Еще один находился внутри, соединяя фойе и конференц-зал. Каждое утро студент Стивена Бернард Карр и я заносили Стивена на верхнюю площадку внешней лестницы, усаживали на стул и затем затаскивали наверх инвалидное кресло. Внутри, за неимением лифта, мы спускали по ступенькам инвалидное кресло, а затем и самого Стивена. Этот процесс повторялся в обратной последовательности в конце дня, а также иногда и в течение того же дня, в зависимости от нюансов программы конференции. Нас ничуть не впечатлила щедрость сталинского дара польскому народу; что нас действительно впечатлило, так это его мания величия.

Модель коммунизма, навязанная Россией, приговорила фермеров к такому же скудному образу жизни, как и у тощих коров, которых они гнали мимо нас вдоль деревенских дорог, и у костлявых быков, пасущихся на полях. Люди реагировали на это демонстративным неповиновением. Польша всегда считалась оплотом европейского католицизма: польская церковь стала символом национальной независимости страны и с честью исполняла роль защитника свободы, то и дело пополняя ряды мучеников своими священниками. Тем не менее я с удивлением обнаружила, что польские церкви напоминают мне об Испании – настолько они были чужды освежающей простоте Английской католической церкви, появившейся в результате реформы папы Иоанна XXIII. Как и в Испании, церкви в Польше были богато изукрашенные, затемненные внутри, задымленные ладаном, переполненные вычурными фигурами святых и дев, источающие тошнотворный дух суеверия. Группы низкорослых горбатых старух, одетых в черное, толпились перед папертью и преклоняли колени у алтаря, точно так же, как и во франкистской Испании. Польская независимость, выражаемая через католическую церковь, была весьма консервативной силой, соперничающей с враждебной политической системой при помощи своего традиционного опиума, тогда как в Испании не менее консервативная церковь сочувствовала политическому репрессивному режиму.