Быть Иосифом Бродским. Апофеоз одиночества

Само собой, еще больше ошибок касаемо человеческого сообщества – в Америке в целом и в массачусетской долине, где расположены Пять колледжей, в частности. Мелочи, конечно, но они мешают отнестись с полным доверием к маунт-холиокскому очерку Плешакова. Человеческая фауна описана приблизительно, тенденциозно и бродскоцентристски – с точки зрения героя очерка, который жил в перманентном конфликте с любой человеческой средой, университетскую включая.

Пожалуй, это самое досадное – не фактические ошибки, а сам жанр панегирика, избранный Плешаковым для своего очерка, когда почти во всех описанных автором конфликтах он априорно на стороне своего героя. Спасибо и на том, что он эти конфликты описывает, а не замалчивает, как агиограф и аллилуйщик Лосев. Однако мифологический флер вокруг героя сильно мешает нормальному человеческому (и человечному) восприятию его злоключений в Массачусетсе.

Реальный антагонист мичиганской драмы, перенесенной Ариной на массачусетскую почву, – писатель и риелтор Александр Минчин, в ту пору аспирант Мичиганского университета, где ИБ, благодаря усилиям издателя-слависта Карла Проффера первоначально приземлился в качестве преподавателя (после провального дебюта в Куинс-колледже в Нью-Йорке, о чем комментатору доподлинно и в подробностях известно из первых рук, так как спустя несколько лет мы с Леной Клепиковой были взяты в это заведение в качестве scholarы-in-residence.

Александр Минчин сам же свою конфликтную с Бродским историю обнародовал в жанре неформального интервью с ИБ. Что важно – еще при жизни ИБ, со стороны которого ни устных, ни печатных опровержений, по словам Минчина, не последовало. Сначала в книге «15 интервью» (Нью-Йорк, из-во им. Платонова, 1989) и сразу же вслед в московском таблоиде «Совершенно секретно» (1991, № 12); этот номер, полученный мной в составе комплекта «Совсека» от его главреда Артема Боровика, я тут же передал ИБ вместе в другими привезенными из Москвы материалами о нем, а ИБ живо, до болезненности, интересовался всем, что о нем писала советская и постсоветская пресса; наконец, после смерти ИБ в книге «20 интервью» (М.: Эксмо-пресс, 2001) – все три публикации без никаких изменений. К ним и отсылаю любопытствующего читателя.

А теперь вкратце два моих разговора касательно этого «производственного» конфликта – с ИБ и с Александром Минчиным.

Конспект первого – с ИБ – извлекаю из дневника, где, к сожалению, не ставил дат. Скорее всего конец 91-го или самое начало 92-го, сразу по возвращении из Москвы.

– Зачем вы мне эту гадость подсунули?

– Какую гадость? – не сразу же соображаю, о чем речь, так много вывез из Москвы материалов.

– Интервью Минчину, которое я ему не давал.

– Вы легко узнаваемы даже на стилевом уровне. Ваш говорок, Ося.

– Мало ли что я говорю!

– Вы не несете ответственность за сказанное?

– Только за написанное, хотя там тоже много херни. Мысль изреченная есть ложь. Что же касается трепа… Имею я право расслабиться?

– По полной программе?

– Элементарно: быть самим собой. Как в том анекдоте: ну не люблю я его!

– Так то говорит Бог, оправдываясь…

– Бог, демиург – не вижу разницы. Поэт творит наравне с Богом, слыхали?

– Гюго.

– А когда не требует поэта к священной жертве Аполлон…

– Тогда поэт приносит в жертву близких?

– Ну, с Сашей Минчиным в близких отношениях не бывал. Бог миловал. И за кого вы меня принимаете, Вова? Что я – голубой?

– ???

– Шутка.

……………

Лет десять спустя, а именно 3 декабря 2002 года, комментатор получил дополнительную информацию от Александра Минчина, который помнит старую обиду будто это было вчера, что не мешает ему относиться к ИБ как к поэту объективно, с высокой оценкой его стихов до 1985 года и отрицательной на написанные в последнее десятилетие его жизни. По культурно-образовательному уровню Саша Минчин был на порядок выше аспирантов-американов, а потому называть его культурно неподготовленным и заурядным студентом либо молодым и малокультурным недорослем, как это делает упомянутый Лосев, не утруждая себя аргументацией, но шельмуя и оскорбляя Минчина (как, впрочем, и других критиков Бродского) – отдает спесью и хамством. Спорят не с лицами, а с мнениями – это старинное правило нарушено этим панегиристом не однажды. Как раз перед туземными студентами ИБ заискивал («лизал им…»), зато отыгрывался на русских. «Хамелеон» – определение Минчина. По его словам, аналогичная история случилась позднее с сыном художника Льва Межберга.