Быть единственной

Галька подняла на шум голову с сильно взбитыми красноватыми волосами. На этот раз она Машу узнала.

– Вы, Марь Степанна, чаще сыночка меня навещаете, – насмешливо, вместо приветствия, произнесла она.

Маша резво проковыляла те пять-шесть шажков, что отделяли ее от Феоктистовой, на ходу вытянула пакет с деньгами из потайного кармашка и хлопнула его на стол перед Феоктистовой.

– Вот, все! Бери и уезжай! Уезжай с глаз долой!

Насмешливое выражение сползло с лица Феоктистовой, и она уставилась на пакет, через мыльно-мутный бок которого было хорошо видно его содержимое. Однако никакой неописуемой радости Феоктистова не выказала. Просто была несколько озадачена.

– Это что еще за бред? Что вы мне тут суете?

– Хотела уехать – вот бери деньги и дуй!

– Вы что, Марь Степанна, банк ограбили? За вами, случайно, не гонятся?

На этом месте у Маши, как это часто бывало, вдруг закончился скандальный раж и захотелось плакать.

– Говорю тебе – бери деньги и собирайся.

– Ничего я у вас брать не буду, – спокойно и презрительно отчеканила Феоктистова. – Уходите, а то я охранника позову. Ну?

– Это почему ж это ты не будешь? – попыталась изобразить ядовитую иронию Маша, почувствовавшая, как пол под ней мягко качнулся и куда-то не спеша поехал.

– А откуда я знаю, что вы опять задумали? Откуда эти деньги? И вообще, что у вас на уме?

– Не твое дело! Бери, меняйся и уезжай. Сама говорила, что хочешь.

«Господи, неужто они с Вадиком все-таки спелись?! И поэтому она меняться передумала?!» – похолодело внутри у Маши.

– Так что – звать охранника, нет?

Маша, чувствуя, как щиплет в глазах и начинает сводить судорогой губы, зацепила неверными пальцами скользкий пакет и, с трудом развернувшись, поплелась к выходу.

– И чтоб больше ноги вашей здесь не было! Никогда! А то сдам в милицию без предупреждения! – услыхала Маша за спиной трескучий феоктистовский голос. – Мошенница… ишь удумала…

Маша закрыла за собой дверь кабинета. Вся ее трудоемкая и казавшаяся такой хитроумной затея рухнула. Феоктистова не взяла денег, никуда не уедет, и, как следствие, Вадик не вернется к ней, домой, к маме.

Как добралась до Выселок, Маша не помнила, только умылась, и, поскольку сильно болело сердце, приняла все свои лекарства сразу, и прилегла отдохнуть.

Проснулась – или, вернее сказать, очнулась – она уже к вечеру, когда в окошки заглянули низкие закатные лучи. Багровое солнце садилось в сизое, плотное облако – как безвозвратно тонуло.

Приподнявшись, Маша сразу вспомнила про деньги и, хоть и отлежала все свои старые кости, поплелась проверять наличие. Так ее подкосил этот странный отказ Феоктистовой – сама не своя была… Деньги, к счастью, были где надо – там же в плаще, в самодельном внутреннем кармане. Маша перепрятала их в буфет в парадной комнате и принялась стряпать ужин, горестно обдумывая свою неудачу.

«Наверное, Галька подумала, что я ее под монастырь подвести хочу! – запоздало додумалась Маша. – Деньги подкинуть и позвонить куда надо… Она-то все меня милицией пугает – видать, сама боится. Торгашка же. Они все пуганые. Вот в чем дело-то!»

Не надо было идти так на пролом. Знала б Маша, где она живет, домой бы зашла… А то на работу к Феоктистовой поперлась!.. Да, незадача.

Но до окончания этого кошмарного дня Маша все-таки придумала, как всучить эти треклятые миллионы Феоктистовой. Она подкараулит Гальку вечером, когда та пойдет домой. И попробует всучить пакет на улице. Ага! Или проследит до дома и все-таки спровадит ненавистную разлучницу ко всем чертям. Тяжко, конечно, но что делать! За сыночку любимого Маша еще поборется, поборется!

… Машино больное сердце впервые за много лет пело. Феоктистова, поверив, очень, правда, туго и неохотно, что Маша деньги не украла и дает безо всяких условий, кроме одного – немедленного исчезновения, – пакет приняла.

– Вот и уезжай скорей!

– Да с деньгами-то без проблем – хоть вчера, – пожала она плечами, задумчиво оглядывая Машу: а ну какой-то подвох под этим все-таки есть.

– Вот и давай! И чтоб Вадик ничего не знал! Это уж мое условие.

– Как скажете, Марь Степанна, – скромно потупила глазки Феоктистова.

«Вот спровадила я ее, спровадила! А? Добилась своего!»

На следующий день, впервые за три последние недели, пришел навестить Машу Вадик.

– А чего это? – удивился он красной рыбе и сервелату.

– Пенсию прибавили, – соврала Маша.

– Да? Не слышал.

«Гальку твою пропиваем, вот чего ты не слышал! Была да сплыла!»

Вид у младшенького был вполне обычный – так что, вероятно, Феоктистова все еще была в городе… Но ничего, ничего!.. Скоро он поймет, что его бросили, и вернется домой. К маме. У Маши скоро день рождения, дата круглая – шестьдесят пять, и отмечать ее они уже будут вместе. Вместе!

А пока придется подождать. Но скоро, скоро!..

В ноябре все-таки вступило в свои права обычное среднерусское предзимье – выпал первый снег. И по этому первому снежку в воскресенье припожаловал к Маше нежданный, а вернее, крепко забытый гость.