Быстрее С.

Не знаю, как бы это выглядело, если бы слова были положены на мелодию, но сейчас, глядя, как он стоит на сцене, слегка раскачиваясь в такт, и произносит рифмованные строчки, я понимаю, что все должно быть именно так, как это делает Иван. Глаза его слегка подернуты пеленой, так, словно он пересказывает историю из собственной жизни, оставшуюся где-то глубоко в памяти и вновь извлеченную на свет. И губы, незаметно для меня самой, повторяют слова.

и мы узнаем друг друга в табачном дыме и виски
такие разные но в одинаковых мыслях
пообещав созвониться и писать письма
пойдем своим путем разгоняя желтые листья
и сделав пару фото на свой мобильный
ты улыбнешься мне а я назову тебя милой вспомню
разговоры заполночь под фильмы Вуди Аллена
только мы знали зачем нам все это и надо ли
а люди так же тонут в своих делах эсэмэсах и спамах
и каждый считает что ему нет равных
минуя пробки стремятся к своей минуте славы
мы забываем черт возьми о самом главном!
вскоре почтовые голуби донесутся до адресатов
и с чистой совестью на закате
с остановкой на углу неба на кофе и сигареты
они обсудят отпуск и куда отправятся летом
ведь когда-нибудь и даже не под этим солнцем
дожди смоют зависть и все срастется
и ты напишешь об этом в своем живом журнале
напомнив мне тем самым что было между нами

В темном зале тают аккорды, взятые умелой рукой на рояле. Им вторит задумчивый контрабас. Барабанщик выдает слегка присвингованный бит. И я понимаю, что мне, в принципе, плевать – хип-хоп, не хип-хоп… мне нравится то, что происходит на сцене. Зрителям, вдруг притихшим в битком набитом клубе, тоже. Я вижу улыбки на лицах, вижу руки, поднятые вверх, вижу головы, синхронно качающиеся в такт. Мы все даже дышим синхронно с человеком на сцене – а тот все держит в руках микрофон и, хотя песня уже окончена, не открывает глаз.

Зал взрывается аплодисментами. Кто-то кричит весело и нетрезво: «Браво!». Иван, наконец, выходит из своего забытья и, привычно осклабившись, лезет обниматься с именинницей, которая от избытка чувств выскочила на сцену.

Я ставлю пустой бокал на стол и покидаю ложу с уютными диванами – какого-то черта в моей памяти всплыла Самара и человек, к которому я до сих пор неравнодушна. Странно, но сумасшедшая Москва за полгода пребывания в ней так и не смогла стереть некоторые вещи из моей памяти… Надеюсь, к тому моменту, когда я найду туалет, глаза мои снова окажутся абсолютно сухи.

Возвращаюсь к столику минут через двадцать – там бушует буря. Сути конфликта из-за грохота музыки я уловить не могу, но скандал между Иваном и Катей разгорается нешуточный. К черту политкорректность – милая девушка Катя, уперев руки в боки, что-то возмущенно выговаривает Ивану. Тот, понимая, что остановить поток претензий уже не удастся, пытается сдержать если не свою даму, то самого себя.

– …эта сучка!.. – долетают до меня обрывки Катиных фраз, – …сиськи с кулачок!.. – (Надеюсь, это не про меня.) – Пялишься при всех! Я что, дура?

Иван складывает на груди руки и смотрит на свою спутницу так, что даже официанты в удаленных уголках заведения понимают: Катя – дура.

Вот из таких милых скандалов желтая пресса черпает новости. Кстати, вот и фотовспышки.

Я выхожу из ступора и влезаю в разговор.

– Народ, давайте потише!

– А тебя вообще не спрашивают! Ты кто такая? – интересуется Катя, глядя на меня сверху вниз.

Какой сложный экзистенциальный вопрос…

– Давай ты возьмешь на полтона ниже!

– Поехали! – бросает Иван, берет Катю за запястье и быстрым шагом направляется к выходу.

Через пять минут мы оказываемся на стоянке. Возле клуба в черной махине новенького внедорожника «BMW» нас ждет немногословный Андрей в своем вечном костюме. При виде нас он запускает двигатель.

Катя, молчавшая всю дорогу до машины, возмущенно чеканит каблучками по асфальту. Иван тащит ее за руку с каким-то мрачным упорством. Сзади эта парочка похожа на героев мелодрамы – сейчас эти двое либо бурно помирятся, либо устроят драку прямо возле клуба. Наконец Иван открывает заднюю дверь и выжидающе останавливается. Катя вдруг сменяет гнев на милость.

– Ну прости! – говорит она с детскими интонациями в голосе. – Я не должна была при всех скандалить!