Быстрее С.

На улице остаются двое: парень в костюме, ожидающий, что я передумаю и захочу воспользоваться его авто, и я – соляной столб с глазами навыкате.

Какое-то время вообще ничего не происходит. Потом я понимаю, что совершенно не осознаю, сколько времени ничего не происходит. Потом где-то далеко сигналит автомобиль, и этот звук выводит меня из ступора.

– Ну так что? – интересуется с улыбкой мой незнакомец. – Едем?

– Э… нет, мне нужно вернуться, – говорю я, чувствуя, как меня трясет. – Я… кое-что забыла.

И я бросаюсь к дверям.

В зале ресторана обстановка на редкость расслабленная. В углу слева, весело хихикая, Иван с Никой тискаются на диване. Компания с пивом все так же занимает стол у бара – они, кажется, заказали еще по кружечке. А новоприбывшая троица рассаживается слева, почти у входа, у неработающего камина из белого мрамора. Собравшись с духом, я прохожу мимо с безразличным лицом и опускаюсь на стул напротив Ивана и его пассии. Вместо сердца у меня – отбойный молоток.

Ника, видимо, отчаянно мечтающая, чтобы я наконец сгинула где-нибудь за полярным кругом, смотрит на меня с плохо скрываемым неудовольствием. Плевать мне на Нику.

– Иван! – негромко зову я.

– Что? Где ты бродишь? – спрашивает тот. Глаза у него кошачьи, масляные.

– Иван, нам надо уезжать. Прямо сейчас!

– Опять! – вздыхает устало Ника.

– Что случилось? – лениво спрашивает Серебров. Потом напрягается, видя мое выражение лица.

Я наклоняюсь над столом и шепчу ему одними губами:

– Там, у камина, мужчина со шрамом.

Румянец мгновенно покидает лицо Ивана. Застыв, он какое-то время молчит, глядя на меня, потом медленно поворачивается и смотрит туда, куда я указала.

Разумеется, обладатель шрама сел к нам спиной.

– Где? – выдыхает Иван.

– Спиной к нам. Короткие светлые волосы, темный костюм. Он еще меню в руке держит.

Удивительно, но я только сейчас понимаю, что все поголовно мужчины в этом ресторане, кроме Ивана, в костюмах. Сегодня что – праздник какой-то? День Конституции?

В этот момент, словно почувствовав, что некто сзади сверлит его взглядом, сидящий к нам спиной человек поворачивается и хмуро смотрит на нас. Этого мига вполне достаточно, чтобы вместо совершеннейшей белизны на Ванькином лице проявилась кладбищенская серость.

– Э.. это не шрам, – говорит шепотом серый Иван.

– А что это? – интересуюсь я.

– Это… скорее, царапина.

Ника, видя наши перепуганные лица, молча слушает этот шизофренический диалог. Надеюсь, в ее памяти наши образы навсегда отпечатаются двумя яркими сумасшедшими мазками.

– Это шрам. Я видела! Он прошел в полуметре от меня.

– И что? Что делать? – спрашивает потрясенный Иван, вцепившись в пустой бокал из-под виски.

– Брать ноги в руки и сваливать!

Ника, чувствуя, что мы влипли в какой-то переплет, автоматически берет сумочку с дивана и кладет туда сотовый. Умница, хорошая реакция.

– О’кей, – кивает Иван, – я сейчас зову официанта, мы расплачиваемся и уезжаем. Все будет нормально.

На лицо его понемногу возвращается краска – правда, пятнами. Он кивает кому-то за моей спиной, и буквально через минуту на наш столик приносят чек. Все это время мы сидим, словно трое манекенов – выпрямив спины и стараясь не смотреть по сторонам.

– Карточку примете? – спрашивает Иван официанта одними губами.

Черт, он же отдал мне днем всю наличность! И теперь, вместо того чтобы расплатиться и уехать, мы будем ждать, пока нас рассчитают безналом.

Сегодня явно не наш день. Как-то еще в метро все не задалось…

Неожиданно для себя я вдруг смеюсь в голос. Я вообще удивляюсь, как я еще не сошла с ума с Серебровым. А может, я уже сошла с ума, и все вокруг – просто плод моего воображения? Говорят, бред чаще всего бывает ярче объективной реальности. Эта мысль веселит меня еще больше – и я продолжаю хохотать.

У Ивана лезут глаза на лоб. А человек со шрамом, услышав мой смех, снова оборачивается к нам. Будь на моем месте Гай Ричи, он наверняка пригласил бы этого типа в один из своих гангстерских боевиков. Такая фактура пропадает!

Что у нас там было по плану? Поножовщина? Интересно, где у него нож? В кармане брюк? Или в специальной подмышечной кобуре? Нет, в кобуре лежит огнестрельное оружие, а для ножей делают специальные ножны. Интересно, он его в Ивана метнет издалека, или, подойдя поближе, просто всадит лезвие в бок? И за что? Интересно, за что? Может быть, подружка человека со шрамом в последнее время слишком подсела на Ивановы песенки? Ревность – веский повод для ножевого ранения.

Смешно, правда? Я все ржу и ржу, как полоумная. Ударьте меня, кто-нибудь!

И тут планета окончательно съезжает с катушек. Потому что человек со шрамом, а также двое его друзей встают из-за стола и, синхронно вскинув руки с невесть откуда взявшимся оружием, начинают палить в сторону тихого столика, за которым четверо милых мужчин вот уже час пьют пиво.

Вы что-нибудь понимаете? Если да, стукните мне в аську.

Говорят, пуля летит со скоростью 300—500 метров в секунду. Ну, это в вашей вселенной. А в моей вселенной пуля нетороплива, как разжиревшая оса. Или это просто я настолько ускорилась?