Быстрее империй (СИ)

Екатерину наши историки традиционно недолюбливали — то ли за её немецкое происхождение, то ли за переворот и узурпацию власти, то ли по гендерной причине. так или иначе, народное заблуждение развеивать не спешили. А ведь именно при Екатерине империя имела реальный шанс закрепить за собой кусок Америки. И шанс этот во многом зависел от успеха секретной экспедиции Креницина и Левашова. И вот она-то по ряду причин привела к весьма скромным результатам.

* * *

Окунева и Яшку я нашёл на Уналашке. Поздний выход из Охотска чуть не стоил жизни командам. «Онисим» сильно потрепало штормами, и я понял, что поход на Ситку для нашего ветерана, видимо, станет последним. Старичок и так продержался дольше других кораблей. Половина из них уже сгнило, один ведомый Ромкой Кривовым с полусотней людей пропал вовсе, а этот, построенный раньше всех, ещё по заказу старшего Рытова, держался каким-то чудом на плаву.

— Душа в нём особая, в кораблике этом, — заверил Окунев. — Вот и не сдаётся он ни волнам, ни времени.

Мы выпили на могиле Оладьина, помянули товарища, поболтали о том, о сём. Я поделился подозрениями на счёт чужаков. Капитан задумался, но не припомнил в своих людях ничего необычного, зато вопрос заставил его вспомнить о конкурентах. Ему пришлось заскочить на Камчатку, и хотя «Онисим» пробыл там недолго, лишь у берега, слухи успели достигнуть команды.

— Трапезников, слышь, опять в гору пошёл, — сообщил шкипер. — Медаль золотую, говорят, от сената получил, награду от казны. Ему теперь из приказной избы ссуду дают, на новые так сказать дерзания.

— Да и пёс с ним! — отмахнулся я.

В свете новых проблем старые конкуренты уже не казались серьёзной помехой. Мало того, им нашлось бы место в проекте. Мне ведь без разницы у кого покупать меха.

— Так ведь он же твою карту в Петербург отослал, — не отставал Окунев. — Ту самую, которую ты промышленникам камчатским срисовать дал, когда к островам уходили. И с Севкой Тарабыкиным они к этой карте репорт сочинили. О вояже, промыслах, и что де привели в подданство народы алеутские. А все твои острова за свои приискания выдали. Из-за того, говорят, и экспедиция казенная образовалась.

— Плевать, — вновь отмахнулся я.

Если уж честно, та карта получилась убогой. Простой набросок. Кроме Командоров и Уналашки, все прочие земли пришлось частью исказить, частью опустить, а где-то набросать пунктиром. Но, как оказалась, и такие скудные сведения по нынешним временам стали большим событием.

Тут же вспомнилась и фальшивка, что мы подсунули конкурентам позже. Спецоперация, которой я до сих пор гордился.

— А ведь разорился почти Никифор, когда землю искать пошёл, — угадал ход моих мыслей Окунев. — Лихо мы подложную карту ему всучили. Жаль выкрутился, оборванец.

— А мне, Сашка, ничуть не жаль, — сказал я. — Мне вон Оладьина жаль. Но его не вернуть. Трапезникову мы, не спорю, славно подгадили. Но мстить дальше, что-то охоты нет. Повеселились и будет.

— Как скажешь, — Окунев вздохнул. — Но я бы ему не спускал. И он тебе озорства не простит, вот увидишь.

Мы отправились в крепость.

— Оставим здесь человек пять наших, — решил я. — Просто чтобы селение в порядке держать, да за казной присматривать. Промыслами пусть коряки займутся из тех, что здесь осели, да парни бичевинские. Остальных всех забирайте. И если за зиму из диких кто к нам пристанет, не отказываете. До Кадьяка немного осталось как-нибудь дойдёте и с перегрузом. А там перераспределим, да и легче дальше-то будет.

Окунев кивнул. Для промысла на островах Прибылова мы держали здесь отдельное судно. Тот самый шитик Бичевина, уведённый из-под носа фискальных служб. Он был слишком мал для больших переходов, но на стомильном маршруте трудился как пчёлка. Котляна, как называли здесь временную артель, собиралась из разных компаний, но штурманом и передовщиком шли наши люди, и потому координаты островов до сих пор оставались тайной.

Держать же артели на Уналашке было без надобности. Какая в принципе разница, кто именно забивает зверьков? И конкуренты, и союзники, и алеуты, и коряки всё одно сдавали упромышленное Жилкину, оставленному здесь приказчиком вместо Комкова. Пока мы честно придерживались охотских цен, такая политика вполне оправдывала себя.

Прочие вопросы взял на себя Бичевин. Соблюдая договор, он, что называется, был святее Папы Римского. С помощью Слона и Тунгуса держал в узде алкашей и гопников, защищая островитян от произвола и регулируя промыслы. Иркутского купца уважали и побаивались, несмотря на его нелегальное положение.

Питерского ревизора из Сибири давно отозвали, но дело ещё тянулось, и формально Бичевин числился в бегах. Однако напоминать ему об этом, тем более тыкать шатким положением в глаза, смельчаков не находилось.