Былые гусары

Князь улыбнулся недоверчиво, но присмотревшись, действительно увидел в полусвете, бросаемом из закоптелого фонаря, какую-то фигуру, прижавшуюся в углу…

– Я боюсь… – шепнула девушка…

Но князь зашагал решительнее и, подняв фонарь над головой, крикнул: «Кто там?!»

Из-за бочки двинулась на них фигура в военной шинели…

– Это вы? – вскрикнул князь.

– Я… – конфузливо откликнулся юный корнет.

Громкий всеобщий смех огласил сени.

– Вы всех перепугали! – хохотал князь. – Вас за грабителя приняли. Да зачем же… Что же вы тут делали?..

– Я… я – ничего… Так… – смущенно и едва слышно ответил корнет.

Молодая девушка, не имея возможности сдержать чуть не истерический смех, бросила руки Аракина и побежала вперед. Вскоре она была уже за калиткой на улице, но и оттуда все еще доносился ее припадочно-звонкий смех до слез.

– Ах вы, Звездочкин, Звездочкин! – хохотал князь. Но вдруг, бросив фонарь, он пустился догонять девушку… Настигнув, он попросил позволения проводить ее до дома.

– Вот происшествие-то… – сказал он весело.

– Да… Но зачем же он спрятался? – смеялась девушка. – Скажите, кто это? Ваш… Гусар ведь…

– Да, товарищ. Корнет Звездочкин.

– У него пресмешное лицо, – заметила девушка и прибавила мысленно: «но милое».

А оставшийся в сенях с хозяйкой Звездочкин мысленно повторял:

«Как глупо! Как глупо! Думал вежливее, лучше, а, вышла чертовщина».

– Теперь слободно. Если такое ваше желание… Если прикажите – пожалуйте… уже несколько раз повторяла хозяйка, корнету.

– Нет… нет… – отозвался, наконец, Звездочкин. – Уж лучше в другой раз. Скажите, кто эта девица?

– Нам не полагается сказывать, – жеманясь, ответила женщина.

– Да ведь я от товарища все равно могу узнать.

– И то правда… Это барышня Задольская, Марья Борисовна.

– Задольская? Ну что ж… Пускай… Мне все равно.

И корнет двинулся из сеней в раздумье.

«Как глупо, – бормотал он уже на улице. – Задольская? Это чей дом мы глядели. Глупо. Не хотел вот конфузить и ее и себя. А вышло хуже! Ну, ушел бы совсем. А то выдумал в темноте пропустить мимо себя. Вот и пропустил! Как, Господи, глупо.

И через несколько минут, выйдя на большую улицу, корнет прошептал:

– А ведь эта… очень хорошенькая… А как князь сконфузился? Уж не та ли эта, в которую он влюблен? Вот оказия-то была бы… Да. Очень, очень хорошенькая. А я то… я то… Отличился! Гусар, да за бочкой!.. Может быть еще с капустой…

Глава 4

В этот же самый вечер, как было условлено заранее, у старшего в полку офицера полковника Капорко должны были собраться несколько человек товарищей, чтобы потолковать насчет бала.

Капорко не пользовался особенным уважением и особенной любовью в полку именно за то, что был старшим и уже очень давно. Его прозвище было «Запорка». Будучи старшим полковником, он не выходил в отставку и запирал собой целый ряд вакансий и производств. Про него говорили полушутя, полу досадливо:

– Отопрись эта проклятая Запорка, сколько тогда человек выиграют по чину!

Каждый раз, что слабый здоровьем холостяк хворал и ложился в постель, в полку довольно серьезно начинали помышлять о том, «отопрется запорка или нет?» Помрет Капорко, или опять встанет? Но, увы! Полковник всегда снова вставал.

Более всех злобствовал на Капорко командир первого эскадрона, подполковник Бидра. Человек богатый и самолюбивый уже сидел более десяти лет в этом чине из-за проклятой «Запорки». А между тем он мечтал только об одном: быть произведенным в полковники и сейчас же жениться.

Человек десять офицеров должны были явиться в квартире Капорко, чтоб обсудить один очень важный вопрос. Лист приглашенных на бал давно был составлен, но не все приглашения были разосланы. Две городские гостиницы были на половину уже полны приезжими помещиками с женами и дочерями. Пустые номера были уже заняты заранее. Пора было обсудить окончательно приглашение некоторых лиц, приезд которых не ожидался.

Немович и Уткин явились прежде всех к Капорко. Затем приехал пятидесяти с лишком летний Бидра, маленький, худой, рыжий, с больными ногами, металлическим голосом и злыми глазами. Про него говорили некоторые, что у него особенно злой ум. Другие определяли вернее: весь он был «умная злость».

Несколько позднее явились к Капорко три эскадронные командира. Майор Андрюхин – полу-хохол, полу-поляк происхождением, с огромными висящими через подбородок усами, и самый добродушный русский человек сердцем и разумом. Арсланов, тоже майор, по происхождению имеретин или грузин, без малейших национальных типических черт восточного человека. Арсланов был настоящий гусар, много выпивал, не пьянея до бессознательности, много играл в банк и штосс, и часто дрался на дуэли. Он был всеобщим любимцем в полку. Третий эскадронный командир был ни рыба, ни мясо, ни немец, ни русский, – ротмистр Грабенгатейн. Он обыкновенно молчал всегда пуще всякой могильной плиты.

Затем явился ротмистр Караваев, чисто русский человек по рождению, но по внешности армянин или грек, а по свойствам характера и по склонностям – жид. Ротмистр был командиром нестроевой команды.