Былое, нынешнее, грядущее

Вот так и получилось, что мастерица Искра осталась молодой вдовой с двумя дочками. В память о матушке Лебедяне они со Златой посадили яблоньку, удобрив землю её прахом с костра. Саженец сразу же взялся в рост, да так быстро, что к следующему лету стал уже почти взрослым деревом – Злате даже не пришлось вкладывать в него садовую волшбу белогорских дев. Раз в седмицу они с матушкой Искрой навещали яблоньку. В поминальный день родительница-кошка заканчивала работу пораньше, чисто умывалась, наводила на голову блеск бритвой, вплетала в косицу нить жемчуга, на кончик цепляла накосник с медовыми топазами, а в уши вдевала серьги с теми же камнями. Будничную одёжу она меняла на нарядный, расшитый бисером кафтан с алым кушаком и сапоги с золотыми кисточками. Злате тоже полагалось надеть всё самое лучшее. Они брали с собой корзинку со съестным и сидели под яблонькой; матушка Искра выпивала чарочку хмельного и оставляла под деревцем пирожок или блин. Когда они приходили в следующий раз, угощения там уже не было.

– Здравствуй, моя ладушка-Лебёдушка, – говорила матушка Искра. – Ну, как ты тут? Скучала? А вот и мы...

Родительница-кошка разговаривала с матушкой Лебедяной, будто с живой, рассказывала новости и целовала веточки молодого дерева. Порой в горле у Златы застревал ком, а в глазах всё плыло в солёной дымке, но плакать было нельзя.

– Не огорчай матушку Лебедяну, моё сокровище. Видя твои слёзы, её душа тоже плачет.

А малютку назвали Орляной.

– Пусть зоркой будет, как сия гордая птица, – сказала матушка Искра, всматриваясь в тёмно-карие, как у неё самой, глаза младшей дочки.

*

Покормив Орляну, матушка Искра передала её Злате: ей и самой нужно было подкрепиться, чтоб работать до вечера. Откинув с корзинки платок, она улыбнулась:

– Пироги с грибами? М-м, духовитые какие!

На похвалу она была скупа: всё, что Злата делала по хозяйству вместо матушки Лебедяны, принималось как должное, будто и не было в этом ничего особенного. Осиротев, Злата стала взрослой. Пироги у неё выходили знатные, совсем как у матушки. Для разделки мяса и рыбы ей, правда, силёнок ещё не хватало, и этим занималась родительница-кошка. Иногда Искра разрешала Злате побездельничать и жарила баранину на углях по-охотничьи, а рыбу она всегда солила сама – дочке оставалось только брать готовую из погреба и заворачивать в румяные и ноздреватые блинчики. Жито они убирали вместе, в огородике тоже возились вдвоём: матушка Искра копала грядки, а Злата сажала, полола и поливала. Тяжести ей родительница поднимать не давала и сама таскала воду в бочки для полива.

Получая похвалу лишь по действительно значительным поводам, Злата, тем не менее, никогда не испытывала недостатка в матушкиной любви. Она была всегда сыта, обута и одета, одёжу носила добротную, без единой заплатки; никогда родительница не допускала, чтобы сапожки дочери просили каши, или чтоб та мёрзла зимой. Украшения матушка Искра делала для Златы сама, а вплетая дочке в косу ленточку, шептала порой:

– Красавица моя... Сокровище моё бесценное! Как же ты на матушку Лебедяну похожа... Лишь глазки у тебя мои, а волосы, личико, походка – всё её, Лебёдушкино. Когда говоришь ты – чудится мне, будто её голос слышу. Даже пахнешь ты, как она. Цветами и мёдом...

И, надев Злате новое колечко, она принималась покрывать ей поцелуями все до единого пальцы. От ласки и нежных слов родительницы Злата расцветала и ходила счастливая очень долго – целый день, да и в последующие дни тоже.

Сейчас она сидела у ног матушки Искры и смотрела, как та обедает, а годовалая Орляна ползала по травке.

– Ты сама-то кушала, голубка? – спросила родительница. – Возьми пирожок.

– Я обедала, матушка, – сказала Злата, хотя на самом деле выпила только кружку простокваши. Толком поесть было некогда: много дел по дому, да и за младшенькой глаз да глаз нужен.

Но матушку Искру не обманешь. Чутьё у неё было звериное, а может, мысли дочери читала... Нахмурив тёмные, теперь всегда немного печальные брови, она велела:

– Возьми, кому говорю! За день, поди, не присела ни разу...

Пришлось вытащить из корзинки мягкий и ещё тёплый пирожок с грибами и луком – большущий, с матушкину ладонь. А родительница-кошка поднесла ко рту Златы крынку:

– Испей-ка... Для тебя ж твоя бабушка молочко присылает, а ты его мне скормить хочешь. И творог зачем весь притащила? Я пирогами сыта, а ты кушай, тебе – надо. Чтоб росла у меня хорошо, здравия да красоты набиралась.

Круглый, как сырная головка, комок творога они, впрочем, поделили пополам: одну половину съели, а другую оставили на ватрушки.

– Ну, ступай, – сказала матушка Искра, вставая с камня и отряхивая крошки с колен. – Береги сестрицу. Вечером дома буду. Погоди, – остановила она собравшуюся уходить Злату, присела и расцеловала её в лоб, глаза и щёки, поцеловала и младшенькую. – Всё, теперь бегите, пташки мои.