Пришли на вечер бардовской песни. Марина Я тоже с нами увязалась. В свою очередь Вадик вышел на сцену. Начал покачивать бёдрами в такт «Подмосковных вечеров», чтобы попасть в ритм, как мелодия зазвучит. Потом нажал кнопку на коробочке под микрофоном.
– Друзья! Радио «На голубом раздолье» приветствует вас! Сегодня тема еженедельной программы «Острый вопрос» – трансвестизм. А наш гость – Саша, который хочет стать Александрой! – вдруг прозвучало громко на весь зал!
Вадик надавил на кнопку, и в помещении наступила тишина. Вот они, технологии. У магнитофона оказалась ещё и функция радиоприёмника. Когда он нажал первый раз, то произошёл сбой. Вадик в растерянности посмотрел на меня с Мариной. Потом у него в глазах блеснула идея.
– Марина Я, – радостно объявил он.
Зал взорвался возгласами!
– Молодец! Дай номер телефона! – кричали одни.
– Выгнать немедленно! – возмущались другие.
Потом мы объяснили, что Вадик, просто чтобы выйти из неловкого положения, хотел объявить выступление Марины вместо своего.
Все успокоились. Она прочитала великолепные стихи. Фуршет был тоже хорош. Мы с Вадиком продолжаем часто встречаться на вечерах поэзии содружества. Он читает свои стихи лесенкой, но песен больше не сочиняет. Подвели технологии.
Треугольник
Ференц Лист резким движением руки откинул прядь волос назад. Они качнулись, как от порыва ветра, и кончики легли на воротник рубашки. Над Парижем занималась заря. Лист выплеснул содержимое ночной вазы в окно. Послышался лёгкий шлепок о камни мостовой. На улице было пусто. Париж ещё окончательно не проснулся, и каждый новый звук солировал, не теряясь в городском шуме. Лист быстрым от раздражения движением захлопнул оконную раму.
«Что стоит мой талант и молодость, когда я беден?!» – подумал молодой человек.
Он был замкнут в этом треугольнике. Молодость принуждала его желать. Талант делал желания дерзновенными. Но бедность для них была непреодолимой преградой. Лист отошёл от окна и плеснул вина в бокал. Робкий свет одинокой свечи увяз в густоте терпкого напитка, и чёрная тень фужера вытянулась на столе. Мысли Листа были мрачны. После смерти отца в 1827 году он с матерью переехал в Париж, где они поселились в маленькой квартире. Молодой пианист был популярен в светских салонах. Высший свет восхищала виртуозная игра на фортепьяно. Его охотно приглашали на платные уроки в дома знати. Он нуждался в деньгах. Но когда ему протягивали купюры, он чувствовал унижение. Эти тонкие бумажные ассигнации становились непробиваемой прозрачной стеной. Молодой человек мог наблюдать жизнь высшего света в подробностях, но туда ему не было доступа. Аплодисменты, цветы. Но после концерта, на приёме, когда речь заходила о планировании прогулки в Булонский лес, о нём забывали. Аристократы, весело переговариваясь, проходили мимо, не задерживая на нём взгляд. Как будто он был невидим!
Конечно, Лист знал высоту своего таланта. И с этой выси ему было смешно высокомерие новой аристократии. Маршалы Франции, произведённые Наполеоном из низших сословий, и женатые на бывших камеристках. После одного из приемов министр торговли подошел к нему и попросил дать уроки его дочери. Он согласился. У него было уже несколько учениц из лучших парижских семей. В назначенный час он пришёл в дом министра. Его провели в гостиную, где уже был виден бело-чёрный ряд клавиш открытого фортепьяно. Он присел на диван в ожидании ученицы. Вскоре распахнулась боковая дверь, ведущая во внутренние комнаты, и вошла Caroline de Saint-Cricq. Молодой человек поднялся, приветствуя новую ученицу. Потом сел возле неё и начал урок. Но тот Лист, который в нём был его душой, так и остался стоять. Она была прекрасна. Лёгкая походка, тонкие черты лица, прямая осанка, натренированная многочасовыми поездками на лошади. Caroline говорила быстро и ясно. Это провоцировало сделать беседу более глубокой, отходя от проскальзывания по городским сплетням и состояния погоды. Во время урока её кисть легла сверху на его, чтобы она почувствовала, как из движений виртуоза рождается звучание инструмента. Лист же ощущал, что она касается не его руки, а сердца. Как влюблённому поступать, когда ему чуть больше девятнадцати? Через месяц он сделал ей предложение и, конечно, получил отказ.
И вот эта ночь, похожая на многие другие. Алкоголь мешал спать и думать. Он чувствовал себя частью оркестра, играющего не им написанную композицию. В этом музыкальном произведении каждый человек имел свою тональность. Это была суть людей, выраженная в звучании инструментов. В Caroline de Saint-Cricq он слышал скрипку, тогда как её отец точно был контрабасом. Его же тональность была непонятна. Так, треугольник, бодро звенящий музыкальный инструмент с неопределённой высотой звука. В девятнадцать лет как ответить на вызов судьбы?
«Я докажу!» – подумал Лист с яростью.