Былины и были

Только кто же то знавал?

В общем, с той поры народ

Овраг этот так зовёт,

В память сгибшего мальца.

Многие с тех пор ветра

Прошумели над обрывом.

И обрыв тот тоже смыло.

Стал он низок и полог.

Вот такой тому итог.

Позастроенный домами

И засаженный садами,

Стал овраг совсем иной.

В нём не слышен волчий вой.

В нём тропинки и дорожки

Цветников красивых брошки,

В трубах там вода журчит

Под покровом толстых плит.

Глеба люди не забыли,

Центр красивый там открыли.

Место памятнику есть,

Вот такая Глебу честь.

Был овраг, и нет оврага,

Уж, какая там коряга

Просто низменность теперь

А оврага нет, поверь.

Рядом с ним гора крутая.

То история другая,

Это давние дела,

Но жива ещё молва,

Вот об этой-то горе

И поведаю тебе.

Сказка о Соколовой горе

Обещал сказать, скажу!

Всё как было расскажу.

О горе и о судьбе

Я поведаю тебе.

Ты меня, малец, послушай,

Да речей моих откушай,

Слов на веру не бери,

А умишком рассуди.

Был тогда Саратов мал,

Ты его б и не узнал,

Если б вдруг попал в него.

Так почти что ничего

От того и не осталось,

Разве, если только, малость.

Был он, правда, не такой,

Маленький, не суетной

Он не знал автомобилей,

Самолёты не кружили,

Не пыхтели корабли,

Ни чужие, ни свои;

К Волге жался между гор,

А вокруг него забор –

Колья выстроились в ряд,

Остриями вверх глядят,

Тротуары из досо́к,

Да бревенчатый мосток,

Через топкий буерак…

Вот и весь его размах.

Домик к домику, рядком,

Пробираются холмом,

До горы же не доходят

И порядком к Волге сходят.

Город лесом окружён,

Жили-были тогда в нём

Мастера и мастерицы,

И другого званья лица,

Быстро всех не перечесть,

Кому слава, кому честь.

Нам же все и не нужны,

Что для сказа – те важны.

И ещё для нас важна –

Соколовая гора.

Место дикое, не спорю;

Край горы той лес, что море;

К Волге – глинистый обрыв;

Ниже – оползня наплыв.

Люди в гору не ходили;

Место под горой селили;

Да кому была нужна,

Эта дикая гора?

Разве только что на срубы

Дубьё брали лесорубы,

Глубже в лес не заходя,

Опасаяся зверья,

Что ночами дико воет;

Лес стоглавый ветром стонет,

А над самою горой,

Сокол кружит день – деньской,

В землю, вглядываясь в оба;

Вам скажу о нём особо.

Наш не кончен ещё сказ –

Слышен соколиный глас,

Над высокою горой.

Страшновато там порой

Видеть сокола в гнезде,

Да с костями на траве,

Под разбитым громом древе.

Говорят, что юной деве

Птичий царь спастись помог; –

Лиходей силён, жесток,

Нет, не выручил клинок,

Сам костями в землю лёг,

Но об этом по порядку,

В этом кроется отгадка,

Той истории – века.

Ты не торопись пока.

Сказ про сокола, гляди,

Ещё будет впереди.

И не всё там было гладко.

А пока, что мирно травку,

Козы щиплют у горы,

Ну а ниже – табуны,

В Волге воду, скалясь, пьют

И копытом волны бьют.

Коз тех девушка пасёт

И венок себе плетёт.

Каждый день она из града

На лужайку гонит стадо,

Впереди козёл идёт,

Бородой седой трясёт,

А козлятки – прыгунки

Скачут наперегонки.

О пастушке сказ особый,

Он для нас с тобою новый,

А для времени того –

В общем, каждый знал его.

Дуней девушку ту звали,

А Дуняшей окликали.

Дуня личиком бела

И, конечно же, умна.

На лице глаза большие,

Как озёра голубые,

Зубки ровны жемчугом

И коса при всём при том.

Спрячет зубки, улыбнётся

Сердца таинство коснётся,

Но не каждому она

Улыбалась как весна,

А ждала – кого полюбит,

Знать, того улыбка будет.

В церковь девушка ходила

Бога в церкви той молила,

Чтоб была судьба легка,

Чтоб иметь ей жениха,

Не скупца, ленца какого,

А душевного младого,

Работящего, с простых,

Чтоб была любовь у них.

Коз, когда она пасла,

Кружева ещё плела

И скажу я тут же вам,

Кружева те – зависть дам,

Есть, глядя чему дивиться,

Одно слово – мастерица.

Хоть была она видна,

Но, однако же – бедна.

Не умела выряжать,

И большие деньги брать.

Кружева купцам сбывала,

По дешёвке отдавала.

Часто пела на пригорке,

Платье длинное со сборкой

Подбирала под себя,

В руки свистушок брала,

Что сама же и слепила

(То, тогда было не диво

С глины свистунов лепить,

Дивны трели выводить).

Козы в круг её сберутся

Друг о дружку шеей трутся

И рогами не трясут

Тихо так себя ведут.

Смотрят, музыке внимают,

Вот животные, а знают,

Что такое красота,

В старом слоге – лепота

Вожак тоже подойдёт

Бородой седой трясёт,

Выкатит на звук глаза,

А из них, того – слеза

Понимает бородатый,

Седой, старый, узловатый

Звук такой, не суета,

И не хлопанье кнута

Средь оврагов и равнин

Он один лишь господин.

Хочет – птицу остановит,

Хочет – волк в трущобе взвоет,

Если вечером смотреть,

Мёду ей несёт медведь,

Горшок ставит на пенёк,

И от сладости чуток,

Дуне тихо подпевает,

То – ли пасть лишь открывает,

Знать, та нота высока,

Для большого медвяка.

Дуня очень птиц любила,

Пташек с рук она кормила,

Те слетались со сторон

И садились на ладонь,

Чтобы крошек поклевать

И ещё – пощебетать.

Сокол тоже там кружил,

Он неподалёку жил,

На дубу в большом гнезде,

На той самой на горе.

Дуб огромный, в три обхвата;

В нём дупло, почти как хата;

Если что-то постелить,

То возможно даже жить.

Говорят в нём жил отшельник,

За народ большой молельник;

Беглый каторжник живал,

Свою голову спасал,

Да замаливал грехи,

Те, знать, были нелегки;

Когда сокол гнездо свил –

Больше в нём никто не жил.

Чтобы не было печали –

Звери дуб тот обегали;

Не жилище он синиц –

На дубу живёт царь птиц.

В общем, так молва гласила,