Былинка-жизнь

Эта мысль, как и все прочие, посетила ее ненадолго, тут же исчезнув под гнетом ответственности, страха сделать выбор «неправильный» или не такой, какой от нее ждут. Да и вообще сегодня был не самый ее удачный день.

Достаточно сказать, что она чувствовала себя полной дурой, такой круглой, что впору катить. Слова, которыми обменивались окружающие, отскакивали от ее сознания, как от стенки горох, образы похожи были на тени за кисеей. Она не смогла бы определить, кто берет ее за руку!

А вы еще хотите, чтобы она сделала выбор!

Хвала богам, старым и новому, сам момент выбора Клаус и Лорелея обставили приватно. В зал, где все ее ожидали, Имоджин вошла в сопровождении одной лишь Агари. Настроение у няньки было мрачное и торжественное. Казалось даже, будто это она задает всему тон. Имоджин не видела выражения ее лица, но ей чудилось, что за ее левым плечом шествует по меньшей мере дюжина трубачей, исполняющих гимн.

Главные места согласно протоколу — два кресла на возвышении в дальнем от входа конце зала — занимали, естественно, Клаус и Лорелея. На бледном лице королевы цвели яркие пятна румянца. Словно это она выходила тут замуж. Будь Имоджин чуть-чуть более в себе, она бы непременно сообразила, что ни разу не видела королеву более взволнованной.

Солнце лилось в полукруглые окошки, прорезанные в боковых стенах зала. В это время года, в августе, здесь не топили. Обычно Имоджин посещала зал собраний, когда он бывал полон людей, и сегодня он показался ей намного просторнее. Пустые лавки вдоль стен тянулись как дороги. На них порознь, у двух разных стен, в одиночестве сидели соискатели, тоже одетые в лучшее, что у них было: шитые серебром туники черного шелка и черные же рубахи с узкими рукавами. Имоджин могла и не поднимать взгляда: она и так лучше всех в зале знала содержимое их сундуков их официальные требования к одежде принцев.

Стоило ей перешагнуть порог, как молодые люди поднялись на ноги. Справа стоял Олойхор, и жар, источаемый им, вполне мог заменить жар печи, когда Имоджин прошла мимо, чтобы остановиться перед царственной четой. Его желания были недвусмысленны, как шаровая молния. Ким, напротив, стоял чрезвычайно бледный, явно норовя незаметно прислониться к стене. Судя по тому, каким она видела его накануне — да еще после ее ухода он, видимо, догонялся! — чудно было вообще ожидать от него сегодня способности сохранять равновесие.

У входа застыл молчаливый Циклоп Бийик, и безопасность, и почетный караул в единственном лице. Вчера на вечеринке у девок он выпил, надо полагать, не меньше Кима, однако этому никогда ничего не делалось.

Да вот еще плаксивый Шнырь с его невнятным белесым личиком как-то проскользнул за господами. Больше не допустили никого, только птаха беззаботно чирикала на подоконнике.

Клаус поднялся налоги. Все напряглись.

— Речей произносить не будем, — сказал он. — Поскольку все свои и все знают, зачем мы здесь. Я уже пятнадцать лет считаю Имоджин дочкой, так что и дальше с моей стороны она разницы не почувствует. Ну разве что, — он улыбнулся, — я стану любить ее еще больше, когда мне позволят подержать внука. Определи счастливчика, Имоджин. Я бы умер от зависти, — добавил он, добродушно усмехаясь, — если бы не был женат на лучшей женщине в мире.

Имоджин глядела прямо на Лорелею и верила с трудом. Она бы самого Клауса, может, выбрала, кабы кому-то здесь был нужен скандал. Обязанности эти она уже тащит, а у королевы вид не слишком веселый.

И вот все замолчали. И ждут.

Левую лопатку Имоджин словно обожгло. Должно быть, там встал Олойхор. Она побоялась повернуть голову, чтобы убедиться наверняка. Тогда Ким должен оказаться справа. Из соображений симметрии, как при ней однажды давным-давно выразился отец. Неподвижное лицо Лорелеи прямо перед собой Имоджин истолковала как неприязненное.

«Я сделала выбор! Или нет? Давно или только что? Или… а вдруг неправильно?!» Имоджин открыла рот, и стало еще тише. В самую пору грому ударить. При попытке издать звук Имоджин закашлялась. Королева поглядела на нее так, словно она нарочно тянет время и набивает себе цену. Опустив голову, Имоджин незаметно вытерла губы и пробормотала имя.

— Я не расслышал, — сказал Клаус. — Извини.

Имоджин взяла себя в руки, подняла на него глаза и внятно повторила:

— Киммель… — И тут же все испортила: — …если он не против.

Она все еще не осмеливалась обернуться, а потому протянула руку направо и чуть назад. Рука дрожала.

— Он не против, — ответил король с донельзя довольным видом.

У Лорелеи же, наоборот, лицо было такое, словно Имоджин не оправдала самых ее сокровенных чаяний.

Что даже в этот волнующий момент показалось Имоджин странным: ни для кого из челяди и домочадцев не было секретом, что королева именно Олойхора провожает пристальным взглядом и что она вовсе не жалует Имоджин. Чего ж она на самом деле для него хочет?