Случилось раз Антипу и его товарищам застать врасплох на лесной дороге небольшой отряд богатого шляхтича, в числе которого были наемные гешпанские пушкари со своим добром, шедшие в подкрепление воеводе Жолкевскому, осадившему Смоленск. Лихие мужики шумной многолюдной ватагой стремительно разбили строй, а затем долго и отчаянно били оторопевших ляхов. Одних из пистолей да пищалей постреляли, иных топорами да саблями изрубили. А богатого шляхтича вздернули тут же, при дороге, на разлапистой ели. Ох, и богато же тогда поживились разбойнички! Пушек, пищалей, сабель, да прочего богатого оружия, денег, коней в сбруе с десяток, и разного другого добра было немало.
Задумал тогда разбойничий атаман, при дележке добычи, помимо прочего добра, оставить себе панского коня, который стоил в разы больше, чем остальные. Возмутились разбойнички. Одни стали увещевать своего командира, другие - его защищать. Атаман же, не глядя на возмущения товарищей, вскочил на богатого жеребца, и уж было, думал, важно фыркнув, того пришпорить, как один из разбойничков зауздал коня и попытался скинуть атамана наземь, за что был немедля зарублен насмерть острой турецкой саблей.
Не стерпел Антип такой несправедливости. Подскочил он к атаману, шмякнул оземь и раздавил, окаянному, сапогом шею. Передрались тогда между собою лиходеи, увидев смерть старшего товарища своего, много кровушки пролили. А те, что уцелели, стали еще богаче, поделив добычу по новой, приняв себе куш убитых товарищей. А потом одни из них схоронились в лесах, другие пошли по свету в поисках лучшей жизни. Шел искать счастья и Антип.
Долго странствовал он плечом к плечу со своим молодым товарищем Данилой Шалым и привела их нелегкая аж до самой Малороссии.
ЖИД
Жаркий июльский день уже догорал алым закатом за черными спинами гор, когда Антип со своим товарищем спрыгнули с попутного обоза у придорожной корчмы невдалеке от деревеньки, растянувшейся вдоль опушки темнеющего дубового леса. Путники удобно расположились под ветхим навесом, густо оплетенным виноградной лозою, в ожидании нерасторопного хозяина, собирающего нехитрую снедь для своих постояльцев.
Было уже совсем темно, когда товарищи вкусили еды и пригубили крепкой горилки. Очередной день их неприкаянных странствий подошел к концу. Глаза окутывала пелена сна, и Антип, растянувшись прямо на деревянном полу, поудобнее подложил руки под тяжелую голову.
- Смотри, Данила, какое сегодня звездное небо! - обратился он к своему товарищу - стало быть, сегодня в раю отмечают какой - либо праздник!
- Полно тебе, дядя Антип, глупости размышлять!- ухмыльнулся молодой разбойник , рассевшись по-турецки и раскуривая трубку - какой там праздник? Зезды, и только!
- А мне думается, что звезды - это далекие огоньки в окнах небесного города, и когда рать ангелов пополняется чистыми человеческими душами, в окнах того города загораются новые огоньки, по числу прибывших в рай праведников. Вот, где- то там есть и оконца, из которых на меня смотрят мой сынок и жена.
- Странный ты, дядя Антип! Столько дел лихих за тобою, а ты вон о каких тонкостях размышляешь! Нештоль, чаешь после смерти там же свое оконце зажечь?
- Утратил я веру во всё светлое, Данила! Безвозвратно, кажется, утратил. Когда о гибели родных узнал, так внутри меня как будто ниточка какая оборвалась. И хочу я верить, и не могу. Очерствел я, горько мне. И думается, что близок уже конец дней моих, и уже растопили окаянные бесы для меня жаркий котел в преисподней.
- И чего ж ты сегодня тревожный такой, дядя Антип? Не захворал ли?
- Не захворал. Горько мне чего- то. Тошно...
- Нас сейчас, дядя Антип, другие вещи заботить должны: денег у нас, почитай, на считанные денечки осталось. Чего делать - то будем? Надобно бы нам уже пристать к сведущим людям - на большую дорогу, или, вон, к казакам на Запорожье податься, а оттуда уже или ляха бить, или туречину разорять, а то всё идем, идем, а куда - непонятно. Так только до паперти и добредем.
- Надобно нам, Данила, честной жизни искать. Хватит уже душегубства на веку нашем. Наймемся работниками к какому-нибудь пану, да будем честный хлеб вкушать.
- Да ты и впрямь захворал, дядька! - Данила выпрямил сутулую спину и впился взглядом в товарища - Какого ж лешего ты тогда меня таскаешь за собою? Не пасутся волки с овцами вместе, так и нам, дядя Антип, негоже от ремесла нашего отставать! Ты отоспись-отоспись! Глядишь, к утру вместе со сном эта дурь твою голову и оставит! Нам не хлеб нужен, а золото, цацки дорогие да жизнь вольная!
Данила хотел сказать еще что- то, но уловил в кустах малины неподалеку какое- то движение.
- Кто там? А ну, выходи! Выходи, говорю, нето взгрею тебя по спине так, что всякая охота шарить пропадет!
Кусты зашевелились сильнее, и к навесу вышел невысокий, сухой и довольно пожилой жид в потертом халате с очень длинными рукавами, из- за длины которых не было видно кистей его рук. Макушку его головы венчала черная, в стать халату, потертая шапочка, а на ноги были натянуты, в противовес скудному одеянию, новехонькие красные сапоги.