Читаем Был ли Пушкин Дон Жуаном? полностью

То, что Дантес выступил в роли «прекрасного принца», который готов освободить свою любимую от подавленного желания, не подлежит сомнению. П. Е. Щеголев совершенно прав, описывая их отношения: «Дантес взволновал Наталью Николаевну так, как ее еще никто не волновал. Любовный пламень, охвативший Дантеса, опалил и ее, и она, стыдливо-холодная красавица, пребывавшая выше мира и страстей, покоившаяся в сознании своей торжествующей красоты, потеряла свое душевное равновесие и потянулась к ответу на чувство Дантеса. В конце концов, быть может, Дантес был как раз тем человеком, который был ей нужен. Ровесник по годам, он был ей пара по внешности своей, по внутреннему своему складу, по умственному уровню. Что греха таить: конечно, Дантес должен был быть для нее интереснее, чем Пушкин. Какой простодушной искренностью дышат ее слова княгине В. Ф. Вяземской в ответ на ее предупреждения и на ее запрос, чем может кончиться вся эта история с Дантесом! “Мне с ним (Дантесом) весело. Он мне просто нравится, будет то же, что было два года сряду”. Княгиня В. Ф. Вяземская объяснила, что Пушкина чувствовала к Дантесу род признательности за то, что он постоянно занимал ее и старался быть ей приятным».

Пушкин почувствовал перемену в чувствах своей жены. Гордый и самолюбивый, он начал осознавать крушение своих надежд. Поэт психологически сжался. Он был настроен любить, развить и укрепить свои нежные чувства к жене, несмотря на ее фригидность. Влюбленность Натали в Дантеса обеспокоила его, накладываясь на тревожную усталость от постоянных финансовых неудач.

Решимость вырваться из тисков постоянного безденежья заставила его взяться за издание литературного журнала. В 10-х числах января поэту стало известно, что его новое детище – «Современник» – разрешен. Он с удвоенной энергией принялся за работу, не подозревая о новых трудностях. Настроенный решительно царским разрешением, Пушкин резко выступил против министра просвещения Уварова, напечатав злой памфлет на него в стихотворении «На выздоровление Лукулла».

Поэт надеялся, что общество встанет на его сторону, но произошло все наоборот. Против злых намеков поэта на недостойное поведение Уварова выступили и аристократы и чиновники. Реакция общества оказалась глубоко враждебной поэту. Уваров стал мстить Пушкину. Неприятности посыпались как из рога изобилия. Пушкин считал себя кумиром света, хотел блистать в нем, но прежней восторженного отношения к поэту уже не было. Уязвленное самолюбие взбудоражило Пушкина, он бросился в крайности. Он был готов на любые поступки.

Одна за одной последовали три дуэльные истории, ничем не обоснованные, но, к счастью, закончившиеся быстрым примирением противников. Поэт, как и в молодости, начал бросаться под пулю по пустякам. Что интересно; две дуэли были связаны с критикой в его адрес, как поэта и литератора, последняя, с графом Владимиром Соллогубом, связана с его якобы оскорбительными словами в адрес Натальи Николаевны. Выяснилось, что ничего подобного не было, и противники примирились. Пушкин сломя голову бросился защищать свою творческую и семейную честь.

«Однако самый факт вызова – или ситуации, близкая к вызову, – говорит о том, – писала С. Л. Абрамович в книге «Пушкин в 1836 году», – что Пушкин был доведен до крайности. В те дни поэт пережил момент чрезвычайного душевного напряжения. Он был настроен очень решительно и внутрнне готов был бросить вызов судьбе и вступить «в игру со смертью».

Мотив «желанной смерти» явно просматривается в некоторых произведениях этого периода. Главные герои его произведений молодые люди, полные сил, но выбирающие смерть, как способ решения жизненных конфликтов, особенно в результате несчастной любви.

Решительность Пушкина приобретала несколько патологические черты. Именно она явилась основой проявления сильного невроза, который стал развиваться у поэта с 1835 года. Пушкин, может быть, сам понимал свое беспокойное состояние духа, но он не мог, увы, самостоятельно снять с себя стресс. Его никто не успокаивал. Поэт внутренне был готов к любому повороту в своей судьбе ради сохранения двух «либидозных» идеалов – «идеала» свободного творчества и «идеала» беспорочности своей семейной жизни в глазах света.

Во времена поэта не было психоаналитиков, и некому было помочь ему освободиться от растущего невроза, помочь ему в его растущей неуверенности в жизни. А тут еще произошло событие, на которое исследователи мало обращали внимание, считая его воздействие на внутренние переживания поэта незначительным. У Пушкина в марте 1826 года умерла мать.

Перейти на страницу:

Все книги серии «Я встретил Вас…». Пушкин и любовь

Был ли Пушкин Дон Жуаном?
Был ли Пушкин Дон Жуаном?

О Пушкине написано столько книг, что многотомная пушкиниана может составить хорошую библиотеку. Начиная с первых биографов поэта, П. В. Анненкова и П. И. Бартенева, пушкиноведы изучают каждый шаг великого гения, каждое его слово и движение пера. На основе воспоминаний, писем, дневников самого поэта и его современников создавались подробнейшие биографии и хронологии его жизни, расписанные чуть ли не по дням. Спрашивается, зачем нужна еще одна книга? Что нового найдет в ней искушенный читатель? Современный исследователь жизни и творчества Пушкина анализирует его личность, прежде всего с психологической точки зрения, прослеживая истории любовных увлечений. Чувственный мир поэта был очень богат; женская красота постоянно привлекала его внимание. «Он был гениален в любви, быть может, не меньше, чем в поэзии. Его чувственность, его пристрастие к женской красоте бросались в глаза. Но одни видели только низменную сторону его природы. Другим удалось заметить, как лицо полубога выступало за маской фавна», – писал П. К. Губер в книге «Донжуанский список Пушкина».Говоря о личной жизни Пушкина, показывая его таким, каким он был на самом деле, автор не стремится опорочить его в глазах читателей. Главная цель этой книги – обнажить скрытые причины творческого вдохновения поэта, толкнувшие его на создание непревзойденных образцов любовной лирики.

Александр Викторович Лукьянов

Культурология

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология