«Через два дня поехали мы в Павловское. Следом за нами к вечеру приехал и Ал. Серг-ч вместе с Ал. Н. Вульфом и пробыли в Павловском две недели. Тут мы с Александром Сергеевичем сошлись поближе. На другой день сели за обед. Подали картофельный клюквенный кисель. Я и вскрикнула на весь стол: – “Ах, боже мой, клюквенный кисель!” – “Павел Иванович! Позвольте мне ее поцеловать!” – проговорил Пушкин, вскочив со стула. – “Ну, брат, это уж ее дело”, – отвечал тот. – “Позвольте поцеловать вас”, – о братился он ко мне. – “Я не намерена целовать вас”, – отвечала я, как вполне благовоспитанная барышня. – “Ну, позвольте хоть в голову”, – и, взяв голову руками, пригнул и поцеловал. П. А. Осипова, вместе с своей семьей бывшая в одно время с Пушкиным в Малинниках или в Бернове, высказала неудовольствие на то, что тут, наравне с ее дочерьми, вращается в обществе какая-то поповна… Когда вслед за этим пошли мы к обеду, Ал. Серг-ч предложил одну руку мне, а другую дочери Прасковьи Александровны, Евпраксии Николаевне, бывшей в одних летах со мною. За столом он сел между нами и угощал с одинаковою ласковостью как меня, так и ее.
Когда вечером начались танцы, то он стал танцевать с нами по очереди, – протанцует с ней, потом со мною и т. д. Осипова рассердилась и уехала. Евпраксия Николаевна почему-то в этот день ходила с заплаканными глазами. Может быть, и потому, что Ал. С-ч после обеда вынес портрет какой-то женщины и восхвалял ее за красоту; все рассматривали его и хвалили. Может быть, и это тронуло ее, – она на него все глаза проглядела. Вообще Ал. Серг. был со всеми всегда ласков, приветлив и в высшей степени прост в обращении. Часто вертелись мы с ним и в неурочное время. – “Ну, Катерина Евграфовна, нельзя ли нам с вами для аппетита протанцевать вальс-казак”… – “Ну, вальс-казак – то мы с вами, Катерина Евграфовна, уж протанцуем!» – говаривал он до обеда или во время обеда или ужина”».
Уж больно тянуло Пушкина в объятья молоденьких девушек. Не упустил возможности и Алексей Вульф. Сама «поповна» рассказывает о том, что последний пробрался ночью ко ней в спальню, где она спала с одной старушкой-прислугой. «Только просыпаюсь я, у моей кровати стоит этот молодой человек на коленях и голову прижал к моей голове. – “Ай! Что вы?” – закричала я в ужасе. – “Молчите, молчите, я сейчас уйду”, – проговорил он и ушел. Пушкин, узнав это, остался особенно доволен этим и после еще с большим сочувствием относился ко мне. – “Молодец вы, Катерина Евграфовна, он думал, что ему везде двери отворены, что нечего и предупреждать, а вышло не то”, – несколько раз повторял Александр Сергеевич».
Зная способности «Тверского вампира», Евпраксия сильно ревновала поэта. Портрет, который она увидела, скорее всего был портретом Натальи Гончаровой. Женским сердцем «Зизи» почувствовала, что сердце Пушкина уже отдано другой. Несмотря ни на что, ее имя не зря стоит в первом «Донжуанском списке» поэта, а значит, она смогла затронуть не только поверхностную часть эротического восприятия Пушкина, но и его более глубокие чувства.
Евпраксия Николаевна вышла замуж через несколько месяцев после женитьбы Пушкина за барона Б. Вревского. Поэт оказался для нее недосягаем. Прелестная «Зизи» принялась за «труды материнские» – у нее было 11 детей. За два года до смерти поэта она приехала в Петербург, где встречалась с Пушкиным, уже как друг. Поэт иногда навещал Евпраксию Николаевну в ее имении Голубово. Перед самой дуэлью Пушкин был на обеде у баронессы Вревской, и из его уст узнала она всю подоплеку этого трагического события.
Мы никогда не узнаем, какие чувства владели поэтом и «Зизи», потому что все письма Пушкина к Евпраксии Николаевне были сожжены ее дочерью.
9
Вернувшись в Москву, весной 1829 года, Пушкин вновь летит в дом Ушаковых. Но, как отмечает Л. Н. Майков, «при первом посещении Пресненского дома он узнал плоды своего непостоянства: Екатерина Николаевна помолвлена за князя Долгорукова. – “С чем же я остался?” – вскрикивает Пушкин. – “С оленьими рогами”, – отвечает ему невеста». Впрочем, на этом отношения Пушкина и Екатерины Николаевны не окончились. Собрав порочащие сведения о Долгорукове, он упрашивает Н. В. Ушакова расстроить эту свадьбу. Доказательства о поведении жениха, вероятно, были слишком явны, потому старик перестал упрямиться, а Пушкин остался по-прежнему другом дома.
«Между Екатериной Николаевной и Пушкиным завязывается тесная сердечная дружба, – пишет современник, – и, наконец, после продолжительной переписки, Екатерина Ушакова соглашается выйти за него замуж». В альбомах сестер вновь появляются сатирические карикатуры, шуточные надписи и стихи. Альбом пестрит изображениями Анны Олениной, иногда явно издевательскими. На одном из них барышня (Оленина) протягивает руку молодому человеку, который ее почтительно целует. Здесь мужская фигура, с лицом, обрамленным бакенбардами, очень напоминает портреты Пушкина. К этой картинке относится следующая подпись: