Далее, суд отклонил протест представителя правления партии тов. Доманского, не допустил моих доверенных лиц, товарищей Малецкого и Кракуса, что не позволял себе даже царский военный суд в отношении обвиняемого.
Суд пошел дальше: он отказался выдать мне на руки обвинительный акт, что лишило меня возможности пригласить таких важных свидетелей, как тов. Ганецкий, который мог бы пролить свет на все недоразумения, связанные с делом о деньгах (оно известно правлению партии); он решает это дело с помощью тов. Станислава, единственного свидетеля этого важнейшего дела о 300 рублях. Тов. Доманский, играющий роль обвинителя, пошел еще дальше. Он воспользовался своим правом решить данный вопрос без заслушивания главного свидетеля, тов. Ганецкого.
В таких условиях суд не имеет ни малейшей возможности объективного рассмотрения дела. Но так как я полностью осознаю значение отклонения мною такого суда, я готов признать его правомерность, если три выдающихся немецких товарища -- тов. К. Каутский. Гаазе, председатель немецкой социал-демократии, и тов. Р. Гильфердинг, редактор центрального органа немецкой социал-демократии, после предварительной проверки формальной стороны дела решат, что я должен подчиниться этому суду.
Если суд отклонит эти мои требования, то я не смогу признать этот суд объективным, и мне останется только обратиться как к польским, так и к международным кругам с вопросом, допустимо ли осуждать товарища полевым судом.
Карл Радек
19 августа 1912 г.
"Суд" отклонил мое последнее требование, поэтому я покинул его заседание. Приговор этого суда мне вручен не был.
Я считаю необходимым сообщить вам эти факты, так как мне известно, что правление польской партии оповестило вас о назначенном против меня процессе с тем, чтобы, вероятно, повлиять на мое положение -- действительного члена немецкой социал-демократии и сотрудника немецкой партийной прессы.
Я не могу вам сразу представить документы, из которых было бы ясно видно, что все дела, на основании которых сейчас правление польской партии пытается приписать мне моральные ошибки, были ему прекрасно известны в 1908 и 1910 гг., когда правление энергичным образом защищало меня против грязных нападок моих политических противников. Я не буду сейчас описывать политическую подоплеку дела. Формальная сторона его (что касается польской партийной организации) ясно видна как из сказанного, так и из направленного вам заявления большинства нашего зарубежного бюро, тов. Малецкого и Ганецкого. Она также освещена ведущими товарищами русской социал-демократии, к которым я обратился. Самое существенное вытекает из заявления комиссии по расследованию. Я ни секунды не сомневаюсь, что вам должна быть совершенно ясна формальная сторона такого суда и каждое его решение, если Вы считаете, что без согласия польской социал-демократии Вы не имеете права проверять фактическую сторону дела.
Но прежде, чем Вы проверите, я хотел бы обратить внимание на другое. Я - член немецкой партийной организации, делегат от партийных товарищей из Бремена на Хемницкий партсъезд, постоянный член вашего органа и имею право на защиту по немецкому партийному уставу от таких попыток политического вероломного убийства.
Пока я не получу от вас как от правления немецкой партии ясного решения, что я не могу воспользоваться моими правами, что меня временно освобождают от обязанностей до полного выяснения дела (организационной и писательской деятельности), я буду продолжать преследовать своих противников, разумеется, представив в редакции "Leipziger Volkszeitung", "Bremer Burgerzeitung" и бременскую партийную инстанцию документы по этому делу. Ясно, что без твердого решения немецких партийных инстанций здесь нельзя обойтись (ибо я не знаю какого-либо "чрезвычайного" случая в моей деятельности в польском рабочем движении, который дискредитировал бы меня). Здесь совершенно не имеет значения, будет ли это решение соответствовать моим чувствам или нет. Я прошу вас, если Вы будете решать вопрос о моем положении в немецкой организации, выслушать меня на заседании правления в полном составе.
Далее, обращаю ваше внимание на то, и такое решение абсолютно необходимо, чтобы правление польской партии сообщило вам об исходе чрезвычайного суда, чтобы дело уладилось до Хемницкого партсъезда с тем, чтобы избежать на этом съезде нападок на меня правлением польской партии и чтобы мне не пришлось обращаться к партийной общественности с просьбой о защите. Если необходимо обсудить дело (т. е. не только мою точку зрения) в немецкой организации, то я прошу дать мне время для уведомления моих польских и немецких доверенных лиц.
Я прошу вас о скорейшем решении вопроса по делу, и я не хотел бы специально подчеркивать, что я отношусь с полным доверием к вашему мнению.
С партприветом
Карл Радек
25 августа 1912 г.
В порядке очередности документов далее идет следующее заявление правлению партии:
Правлению социал-демократической партии Германии
Уважаемые товарищи!