Быков Дмитрий

Киевляне не представляют. И, похоже, представлять не хотят. Попутчики по «Столичному экспрессу» не меряются с вами ни борщом, ни Николаем Васильевичем Гоголем. Если вы заговариваете с ними по-русски, они не принимаются отвечать вам по-украински. В это трудно поверить после бесконечных историй о том, как украинцы отстаивают свою национальную идентичность, но это так. Никаких конфликтов в пути. Напротив, вас угощают кровяной колбасой. И улыбаются. Без малейшего смущения, как перед родным, раздеваются до трусов и лезут к себе на верхнюю полку. Некая средних лет москвичка рассказывала, как однажды в Киеве вызвала такси, чтобы ехать на вокзал. («Там у них такси только по вызову, как в Европе, представляете? И приезжает через пять минут, тоже как на Западе».) Доехав до вокзала, протянула таксисту 50 гривен. На счетчике было 35. «У меня сдачи нет», — сказал таксист. «А у меня мельче нет», — сказала москвичка. «Ну, тогда счастливого пути вам», — таксист денег не взял, выволок москвичкин чемодан из багажника на тротуар и укатил, улыбаясь. «Вы представляете? — громко изумлялась москвичка. — Нет, вы представляете вообще?!»

Вообще-то мы представляем с трудом. Как-то не вяжется это с архетипическим образом хохла из анекдота — упертого, туповатого, готового удавиться за копейку. Ладно бы только эта москвичка со своим благодушным таксистом. Был еще случай с менеджером, приехавшим в Киев провести выходные. Ему было наказано прибыть в такое-то время по такому-то адресу, он прибыл, стоит под дверью, ждет человека, который должен его в съемную квартиру пустить. А человека нет и нет. Москвич ждет пятнадцать минут, ждет полчаса. Человек появляется с ключами и извинениями-объяснениями, москвич устраивает скандал, звонит на фирму и заявляет, что отказывается платить за двое суток и заплатит только за полтора дня. «Вы мне ответите, ответите мне за уровень сервиса!» — кричит он. Фирма безропотно принимает его условия. Он рассказывает потом, что какое-то время чувствовал даже некоторую неловкость, а потом рассудил: «Не, ну а что? Рынок есть рынок».

Вообще, коротко отдыхающие в Киеве москвичи относятся к городу и горожанам без лишних сантиментов. Чем хорош Киев? Относительно низкими ценами, теплым климатом, вкусной едой. Даже простой винегрет в Киеве вкусен. «Украинский чернозем», — объясняют друг другу этот феномен москвичи. «Пол-литра кваса по 70 центов, прикинь, и настоящий, не как пепси-кола!» В голове не укладывается. В ресторане в центре города в вольере спит маленький черный кабанчик. «Вин совсем еще порося», — говорит официантка и чешет кабанчика за ухом. Вот и второй ресторан с кабанчиком, третий. В четвертом ресторане живет кролик, в пятом, элитном, — мангуст. Москвичи снисходительно улыбаются: «Все-таки крепко сидит в людях хутор». Говорится это не столько саркастически, сколько со снисхождением. Так говорят горожане о деревенских жителях. Киевляне и вправду производят на москвичей такое впечатление. Они напоминают им жителей русской провинции, помещенных в столичные декорации. Крещатик кажется им пародией на сталинскую Москву, Майдан Незалежности — пародией на лужковскую. По Крещатику и Майдану гуляют люди. Среди них есть экспаты, а есть туристы. Экспаты ходят по двое или по трое, иногда — семьями. Туристы — группами. Но больше всего на улицах Киева самих киевлян. В жару они одеты по-пляжному: в трусах до колена и шлепанцах. «Как в деревнях, как в деревнях», — с помесью умиления и брезгливости тычут в них пальцами москвичи.

Летний Киев и в самом деле напоминает курортный город, очень большой, начисто лишенный столичной стати и суровости, зато преисполненный какой-то отпускной, южной расслабленности. И коренные жители ведут себя в Киеве, как курортники, — едят мороженое, пьют квас, слоняются по улицам с воздушными шариками в руках и сидят в кафе на каждом углу. По выходным власти перекрывают сталинский Крещатик, превратив самый широкий проспект в пешеходную зону, и публика — жители Киева и гости столицы — гуляет прямо по проезжей части, гоняет мяч или пускает шутихи. А если прохожий просто бредет по прямой, не зная, как ему развлечься, его развлекут.

Стоит на Крещатике, у скамеек, мо нументально-ампирная тумба, киевский Гайд-парк. На тумбу забираются ораторы и говорят о чем хотят. Вот городской сумасшедший в войлочной шапочке на вспотевшей маленькой голове, в высоких рыжих сапогах и с большой красной Библией. Слушает его человек десять.

— И потому! — кричит он, — вы и останетесь! как и всегда! религиозными безбожниками! с крестиками на шее! з матом во рту!

— Пойдем, бля, — говорит кто-то негромко. Двое отделяются от толпы и идут дальше.