Сейчас не война, нет чрезвычайной ситуации, чтобы оправдать повальные аресты бизнесменов и содержание под стражей любой ценой, как это сегодня происходит. Хотите арестовывать - вопросов нет, обеспечьте соответствующие своему же закону условия, а если не можете, - к примеру, денег нет - избирайте другую меру пресечения: залоги, поручительства, домашний арест. Тем более, технические средства для этого имеются.
Я в конце апреля прочитал в «Ведомостях» интервью с депутатом Госдумы Груздевым, который рассказал о законопроекте, предусматривающим зачет одного дня пребывания в СИЗО за 2 или за 3 дня, в зависимости от тяжести преступления. Хороший, честный законопроект, компенсирующий заключенным многие тяготы, которые они нести не должны. Непонятны только два момента: во-первых, почему этот законопроект до сих пор не стал законом. Во-вторых, в законопроекте идет речь о том, что компенсируется только время, проведенное в СИЗО до суда. Мне представляется это несправедливым, так как от того, что заключенный стал ездить на суд, условия его содержания лучшими не становятся. Тем более, мне известны истории, когда человек судится гораздо дольше, чем сидит под следствием, и не по своей вине, а потому, что суд назначает по одному заседанию в месяц. Кто компенсирует этому человеку нерадивость суда?
06.06.09
Несколько дней назад меня вызывал к себе один из местных руководителей. Сделал он это грамотно, дождавшись, когда ко мне перестанут приезжать сотрудники Управления. Начальник дал мне неделю на то, чтобы мой дневник был удален из интернета. В противном случае он пообещал создать мне максимум проблем. Я воспользовался этим визитом, чтобы выяснить судьбу своего телевизора, который был вынесен из моей камеры сотрудником службы режима. Мне ответили, что телевизор потерян. Надеюсь, что арестанты здесь так же бесследно не пропадают.
Вчера ко мне подошел хорошо знакомый мне офицер и спросил, не жалею ли я, что всё это опубликовали. Я ответил - никоим образом. «Все правильно, - сказал он, - это все правда». Предельно внимательными к нашей камере стали и доктора: у Гоги при задержании отбили почки, так новый доктор постоянно выдает ему лекарства и делает уколы. Гоги благодарит меня, говорит, что такое отношение связано с тем, что я сижу в этой камере.
Подробнее см. Приложение 3
10.06.09
Сегодня Мосгорсуд рассмотрел мою кассационную жалобу (см. об этом же пост жены). Суд оставил удручающее впечатление, хотя, конечно, никаких иллюзий у меня не было. Но я думал, что хотя бы по форме суд будет придерживаться норм приличия. К большому сожалению, судьи не дали мне высказаться: в какой-то момент просто отключили связь (на суд меня не возили, в Мосгорсуд вообще редко возят - связь была по видеоконференции). Судьи не захотели ни увидеть, ни услышать, что единственным доказательством в моем деле является ксерокопия с подписью, экспертизы которой никто не проводил, - потому что невозможно провести экспертизу ксерокопии.
Судей было трое. Им хватило пяти минут, чтобы разобраться в моих 19-ти томах экономического дела. Интересно, сколько времени уходило у троек в 30-е годы на вынесение «абсолютно легитимных» приговоров? Какими бы хорошими ни были законы и даже отдельные граждане, их соблюдающие, но во многих наших согражданах засела генетическая, ничем не оправданная жестокость - наследие ХХ века. Кто понес наказание за то, что творилось с народом - несколько человек, расстрелянных вместе с Берией в 1953 году. А как же те, кто выносил приговоры, писал доносы и приводил приговоры в исполнение? Многие из них еще живы и здоровы, получают пенсии и учат своих внуков и правнуков быть беспощадными. Их не судили даже тогда, когда об этих преступлениях много говорили в конце 80-х годов. Пытались осудить Пиночета, нашли и выслали Демьянюка, а наши-то что?
18.06.09
Большая часть недели прошла относительно спокойно. Тюремные будни. Перед свиданием с женой встретил одного своего знакомого, с которым сидел в одной камере в марте, - бывшего чиновника, отставного и заслуженного военного, прошедшего горячие точки, я писал про него несколько строк. Он, оказывается, прочитал мой дневник, и спросил: «Зачем я передал его высказывания, ведь получается, что он порочит власть». Я удивился и спросил: разве это не его слова? Но увидел перед собой человека, который боится собственной тени. Перед чем он испытывает такой страх? Он уже сидит, и суд не сделал скидки ни на один день за его реальные боевые заслуги, умножив их на ноль. При этом он не организатор группы (как я, например, хотя сижу один и не со всеми своими подельниками знаком), преступление его не закончено (так в приговоре и сказано - покушался на совершение преступления, причем экономического), а срок ему дали такой же, как и мне. Его с потрохами сдали свои же, чиновники, поставили на нем крест и забыли, а он боится себе в этом признаться. Таких людей жаль.