Читаем Буржуа полностью

Само собою понятно, что в центре всех страданий и всех забот стоит живой человек. Он «мера всех вещей»: mensura omnium rerum homo.5 Но этим уже определяется отношение человека к хозяйству: оно служит человеческим целям, как и всякое другое создание рук человеческих (1). Итак, вот основное следствие такого понимания: исходной точкой всякой хозяйственной деятельности является потребность человека, его естественная потребность в благах. Сколько благ он потребляет, столько и должно быть произведено; сколько он расходует, столько он и должен заприходовать. Сначала даны расходы, а по ним определяются доходы. Я называю эту форму ведения хозяйства расходным хозяйством.

Самая потребность в благах не зависит от произвола индивидуума, но приняла с течением времени внутри отдельных социальных групп определенную величину и форму, которая теперь уже рассматривается как неизменно данная. Это идея достойного содержания, соответствующего положению в обществе, господствующая над всем докапиталистическим хозяйствованием. То, что жизнь создала путем медленного развития, получает затем от авторитетов права и морали освящение силою принципиального признания и предписания. В системе учения св. Формы Аквинского идея материального содержания, подобающего общественному положению, составляет важную основу: необходимо, чтобы отношения человека к миру внешних благ подчинились какому-нибудь ограничению, какому-нибудь мерилу necesse est quod bonum hominis circa ea (sc. bona exteriora) consistat in quadam mensura. Это мерило и определяет подобающее общественному положению содержание: prout sunt necessaria ad vitam ejus secundum suam conditionern (2).

Содержание должно соответствовать общественному положению. Значит, оно должно быть различным по величине и по составу для разных сословий. И вот тут резко отличаются друг от друга два слоя, образ жизни которых характерен для докапиталистического быта: господа — и масса народная; богачи — и бедняки; сеньоры — и крестьяне; ремесленники — и торговцы; люди, ведущие свободную, независимую жизнь, без хозяйственного труда, — и те, кто в поте лица своего зарабатывают хлеб свой, люди хозяйства.

Вести жизнь сеньора значит жить «полной чашей» и давать жить многим; это значит проводить свои дни на войне и на охоте и прожигать ночи в веселом кругу жизнерадостных собутыльников, за игрой в кости или в объятиях красивых женщин. Это значит строить замки и церкви, значит показывать блеск и пышность на турнирах или в других торжественных случаях, значит жить в роскоши, насколько позволяют и даже не позволяют средства. Расходы постоянно превышают доходы. Тогда нужно позаботиться о том, чтобы соответственно их увеличить: староста должен повысить оброки с крестьян, арендатор должен увеличить арендную плату — или же ищут (как мы еще увидим) средств для покрытия дефицита за пределами круга нормального хозяйственного приобретения благ. Деньги сеньор презирает. Они грязны, так же как грязна и всякая приобретательская деятельность. Деньги существуют для того, чтобы их тратить (3): «usus pecunae est in emissione ipsius» (св. Фомы Акв.).

Так жили светские господа, так жили долгие времена и духовные. Точную картину сеньориального образа жизни духовенства во Флоренции в период кватроченто, которую можно считать вполне типичной для всего образа жизни богатых в докапиталистическое время, набрасывает Л. Б. Альберти в следующих словах: «Священники хотят превзойти всех других в блеске и великолепии, хотят иметь большое число выхоленных и разукрашенных лошадей, хотят появляться публично с большой свитой, и со дня на день усиливаются их склонность к безделию и их дерзкая порочность. Несмотря на то что судьба бросает им в руки большие средства, они все же постоянно недовольны, и, живя без всякой заботы о сбережении, без всякой хозяйственности, они помышляют только о том, как бы удовлетворить свою распаленную алчность. Всегда недостает доходов, всегда расходы больше их регулярных доходов. Таким образом, они должны стремиться откуда-нибудь еще собрать недостающее» (4) и т. д.

Такая жизнь должна была, в конце концов, повести к экономической гибели, и история учит нас, что значительная часть старых дворянских семей во всех странах погибла от слишком разгульной жизни.

Для подавляющей массы народа и в докапиталистическое время было необходимо, так как она постоянно располагала только ограниченными средствами, приводить в длительно определенное соответствие свои расходы и доходы, потребности и приобретение благ. И здесь также, конечно, был налицо тот же самый приоритет потребности, которая, таким образом, являлась неизменно установленной обычаем и которую и требовалось удовлетворить. Это приводило к идее пропитания, придающей свой отпечаток всякому докапиталистическому хозяйственному образованию.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология