Бурные страсти тихой Виктории

Оставить все как есть? Разве не этого она добивалась? Уйти к себе в комнату и привычно закрыться, и пусть он делает, что хочет. Но поступить так тоже не получалось.

Она зашла в гостиную и увидела, что Санька сидит на паласе, обхватив колени, и смотрит в одну точку.

Вика осторожно присела рядом. Господи, как трудно говорить неприятные вещи человеку, которого совсем недавно вообще берегла от всяческих нервных потрясений.

— Саш, — сказала Вика, — я думала, что у меня получится. Ну, не обращать внимания. Делать вид, будто ничего не происходит. Понимаешь? Многие так живут и ничего. Но у меня не получается. Наверное, я слишком тебя любила…

— Любила, — повторил он. — Уже в прошедшем времени.

— Может, и теперь еще люблю, — вздохнула она. — Но смириться не могу. Наверное, я просто эгоистка. Ты ведь не моя собственность, и глупо требовать, чтобы ты принадлежал только мне.

— А я хотел бы принадлежать только тебе, но у меня тоже ничего не получается. Происходит какой-то дурной гипноз. Умом понимаю, что нельзя этого делать, а веду себя как кролик перед удавом. Тот, что пищит, но лезет!

Он обнял ее за плечи, но без каких-то там намерений, а просто по-дружески, как обнимают близкого человека.

— Между прочим, я тебя понимаю. Я и сам… Когда позавчера ты где-то задержалась, я чего только не передумал, и когда представил, что ты в это время с кем-то другим, чувствовал, что зверею… И напрасно твердил: посмотри на себя, какое ты имеешь право девочку подозревать… Но и вправду ощущал какое-то первобытное чувство собственника.

— На самом деле мы встретились на кладбище, как ни странно это звучит. Я ходила на могилу к бабушке, а он… Леонид сидел возле могилы отчима, у которого в тот день была годовщина смерти. И когда он предложил меня подвезти, я не отказалась. По дороге мы заехали в садик за его сыном, а потом он помог мне открыть калитку. Я ведь и звонила, и стучала, а ты не открывал.

— А я так нажрался. Сидел с ружьем и думал, это у меня в голове звенит.

— Я ни в чем перед тобой не виновата.

— Я знаю.

— Может, давай поедим?

— Давай, — согласился он. — Ты заметила, что после того как позлишься, аппетит прямо-таки зверский?

— Заметила.

Они поели и выпили. С какой-то особой грустью неизбежности расставания. Даже в этом они были похожи, в своей реакции. Как глупо, что ничего нельзя поделать! То есть можно было бы на этой волне потребовать у Саньки слово, что он никогда больше себе такого не позволит. И он слово даст. И его нарушит. И в конце концов возненавидит Вику за то, что она заставляет его постоянно чувствовать себя клятвопреступником.

Ничего нельзя поделать.

Наверное, какой-нибудь психолог сказал бы: можно и нужно! И предложил бы кучу рецептов, а они оба вдруг в одночасье решили, что должны расстаться, и тут же смирились с этим.

Дураки! Какие дураки!

Но для начала супруги пошли на кухню, поели борща и курицу, а потом, прихватив бутылку вина и вазочку с шоколадными конфетами, устроились на паласе. Санька поставил диск со своим любимым Джо Дассеном, а Вика сняла диванные подушки, чтобы удобнее было полулежать и мирно беседовать под негромкую музыку.

— Ты решила восстановиться в университете? — спросил Вику муж.

— Решила. А ты откуда знаешь?

— Догадался, не маленький. Я думаю, давно пора… Как все совпало: ты будешь учиться, я — заниматься карьерой.

— В чем тебе поможет та женщина?

Он пожал плечами:

— Она так влюбилась в меня, даже жалко. После той пощечины она стояла передо мной на коленях, прощения просила… Я не люблю ее, но и бросить сейчас… прости, но не смогу… Уже со следующей недели я стану заместителем генерального директора фирмы. Как тебе такой расклад?

— «Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу», — продекламировала Вика.

— Насколько я знаю, это не Высоцкий, — заметил Александр.

— Ты прав, это Левитанский. Я и не заметила, как перестала цитировать Владимира Семеновича.

— Взрослеешь. У тебя отпадает необходимость пользоваться высказываниями других людей. Своим мыслям тесно? Не обижайся, я шучу.

— А я и не обижаюсь. Что-то у меня голова кружится. — Вика положила голову на подушку.

— Может, это у тебя переоценка ценностей так бурно проходит… Черт, все пытаюсь представить себе, что мы станем друг для друга чужими людьми, и никак не получается.

Александр прилег рядом и сказал ей в самое ухо:

— Может, давай… в последний раз?

— Не надо, — качнула головой Вика, — тогда наше решение будет и вовсе трудно выполнить… Слушай, а как же твоя… пассия соглашалась на мое существование?

— Она соглашалась на все, только чтобы иметь возможность хоть редко со мной встречаться. Завтра я скажу, что перехожу к ней жить, она умрет от счастья.

— Думаешь, она согласится на твои другие связи?

В голосе Александра прозвучали хвастливые нотки.

— Согласится, куда она денется!

С одной стороны, Вику задело то, что Александр в конце концов так легко решил с ней расстаться, а с другой — обрадовало, что произошло это неприятное событие без шума и кровопролития.