Но позвонила Вика отцу вовсе не потому, что нуждалась в его материальной помощи. Папа Вики знал и любил собак, потому в первую очередь она вспомнила о нем и пошла за телефоном. Блэк отправился следом, ни на секунду не задержавшись в дверях или перед порогом, как сделала бы настоящая дворовая собака.
Вика поняла, что он привык жить в квартире. Он уверенно зацокал когтями по паркету, лишь косил взглядом на Вику — ждал окрика, что ли? Ничего, пусть походит в первый и последний раз. В чем она была совершенно уверена, это в том, что Санька никогда не согласится, чтобы такой конь — он именно так и скажет! — жил в их небольшом, уютном домике.
— Правильно ли было с моей стороны приводить тебя сюда? — вслух усомнилась Вика, когда Блэк, походив по квартире и обнюхав углы, улегся на паласе у кресла, в котором она сидела.
Нет, надо срочно звонить отцу. Ей одной будет трудно решить эту неожиданно свалившуюся на нее проблему. И она набрала знакомый номер.
Отец откликнулся рассеянным «алло», и Вика поняла, что он занят и мысли его сейчас в каких-то своих, очень важных делах. Но все же спросила:
— Папа, у тебя есть для меня две минуты?
Небось скажет «нет», но попытка не пытка. Отец отозвался заинтересованно:
— У тебя что-то случилось?
Вика воспрянула духом. Значит, не слишком занят и вполне может с ней поболтать. По крайней мере хоть объяснит, с чего ей начинать.
— Понимаешь, ко мне приблудилась собака. Не дворняга какая-нибудь, а, по-моему, дог. Высокий, черный. Здоровущий. Но видно, некоторое время он живет один, потому что жутко голодный и весь пыльный.
— Я сейчас приеду, — коротко сказал отец и отключился.
Вика на всякий случай тем же пояском привязала Блэка к металлическому столбу, который поддерживал веревку для сушки белья.
Отец Вики приехал через полчаса. Когда его машина остановилась у ворот, Блэк глухо гавкнул. Вика поспешила навстречу родителю — в это время она как раз осуществляла во дворе кое-какой свой замысел в части устройства найденыша на жительство.
Павел Данилович расцеловался с дочерью.
— Показывай, что за собачку ты подобрала.
Он подошел к привязанному псу. Словно уважая его суверенитет, вплотную приближаться не стал.
— Фу, Блэк! — сказала на всякий случай Вика. — Свой!
Отчего-то она считала, что пес понимает все, что она говорит, только разговор с ним надо вести на коротких фразах. В любом случае команду «фу» знает всякая воспитанная собака. А то, что с Блэком занимался специалист, было видно сразу. Вряд ли он научился общению с людьми самостоятельно, без действенной помощи последних.
Пес покосился на нее, но как бы расслабился. Из его глаз в момент исчезла настороженность, но появилась, как решила Вика, скука. Словно он заранее готовился к скучному, но обязательному ритуалу.
— Красавец! — восхищенно сказал отец. — Ах, какой красавец! Приблудился, говоришь? Таких псов обычно на улице не бросают.
— Ну, тогда я не знаю, — пожала плечами Вика. — Во всяком случае, он сам ко мне подошел и так смотрел… будто хотел сказать, возьми меня, я тебе пригожусь.
— Фантазерка, — улыбнулся отец и потрепал Вику по голове как маленькую. — А что сказал Александр?
— Он пока не знает, я хотела вначале с тобой посоветоваться.
— Ты не возражаешь, если я его поглажу?
— Главное, чтобы он сам не возражал.
Павел Данилович подошел к псу — а тот вопросительно взглянул на Вику: мол, что скажешь, есть его или не есть?
— Фу, Блэк, свой, — опять повторила Вика.
Отец положил руку на загривок Блэка.
— Сам, говоришь, парень, выбрал себе хозяйку? Вот именно, выбрал. Он ведь слушается тебя, хотя мою ласку скорее терпит.
— Я отчего-то думала, что такие большие псы обязательно свирепые, — проговорила Вика.
Павел Данилович убрал руку.
— Понимаю, парень, положение обязывает мириться со всеми, кто приходит к твоей новой хозяйке. Но видишь ли, этой девушке я не посторонний. — Он повернулся к дочери. — Пес наверняка достаточно свиреп, он просто чувствует, что с нами ему можно не напрягаться…
Вика покосилась на отца и продекламировала:
Тот разулыбался:
— Помнишь до сих пор?
Когда Вика родилась, Павел Данилович читал ей на сон грядущий стихи Владимира Высоцкого. Она была совсем еще маленькая, года полтора, и многих букв не выговаривала, но ее ставили на стул, и Вика читала хохочущим гостям: