Буря и натиск

— Щас наколдует чего-нибудь, — произнес кто-то за спиной лейтенанта. Десна посоветовал ему заткнуться. Смотрел он на эльфку так, словно прикидывал, каким образом ее лучше сожрать — в сыром виде или все-таки приготовить по рецепту.

— Кто такая? — спросил Десна.

Рыжая, конечно, не ответила. Только прищурилась, выливая на врага все свое презрение.

— Не понимает, — заключил Ледяной.

— Ясно дело. Связистка при штабе, поди, была. — Десна снял каску и почесал затылок.

Крот смотрел на ее рыжие волосы и вспоминал Маргаритку. У той был немного другой оттенок, но сходство поражало.

— Ты и ты.

Десна указал на Крота и Вороха. Гоблины подобрались.

— Отвечаете за нее головой. Отправляетесь в штаб и сдаете как положено.

— Что она знать может? — покривился Ледяной. — И не офицер вроде.

— Могла переодеться, чтобы скрыть, — отмахнулся лейтенант. — Кто знает, может, они ее защищали.

Подпехи, конечно, не приняли эту версию, каждый думал о том, к чему немедленно приспособить «эту пигалицу». Гоблины ворчали до тех пор, пока Десна не решил, что дисциплина в его маленьком стаде разболталась. Несколько хлестких замечаний и распоряжений восстановили порядок. Подпехи принялись за уборку, выуживая из кучи мусора и тел все мало-мальски ценное в военном смысле слова. Хотя не только в военном. Обычно командиры не препятствовали ограблению мертвецов, потому что сами занимались тем же самым. Боевой трофей — штука для гоблина священная.

— Ну? — спросил Ворох, глядя на Крота. — Идем?

Гоблин поднял с пола моток провода, отмерил от него кусок и оторвал.

— Свяжем ей руки.

Ворох наклонился, взял эльфку за локоть, поднял одним рывком. Рыжая вскрикнула, размахнулась и ударила гоблина в грудь кулачком, потом добавила к этому несколько пинков.

— Ух ты! — пропыхтел Ворох, обнаруживая, что удержать тощую (по гоблинским меркам) девку не так-то просто.

Рыжая дралась остервенело, пуская в ход все, что было доступно, шипела сквозь зубы, извивалась, пока Крот не залепил ей хорошую затрещину. Лишь тогда пленница прекратила сопротивление — и то благодаря полученному нокдауну. Тяжело дыша, она упала на грязный бетон. Ворох снова поднял ее, поставил, обмякшую, так, чтобы Крот мог связать ей за спиной руки.

Подпехи посмеивались.

— Чего это она? Чего дерется? — спросил Ворох.

— Представь себя на ее месте… — проворчал Крот. Ему не нравилось делать то, что он делает. — Твоих друганов порвали на твоих глаза, а всякие бандитские рожи вздумали решать твою судьбу. Ты бы, поди, тоже дрался!

— Я? Не вопрос — еще как!

Эльфка опустила голову, волосы занавесили лицо. Гоблин приподнял ее подбородок, ожидая увидеть, что она плачет, но обнаружил совсем другое. Пленница походила на взбешенную змею, у которой вырвали ядовитое жало. Злобы хоть отбавляй, но возможности укусить уже нет.

В следующую секунду Крот убедился в том, что рано сделал такой вывод. Не успел он убрать руку, как рыжая наклонилась и вонзила маленькие острые зубки в его запястье.

— Ах ты…

Крот схватил эльфку свободной рукой за волосы, сжал кулак. Пленница зашипела, но не закричала. На руке гоблина остался глубокий отпечаток двух челюстей, тут же начавший кровоточить.

— Ты смотри! — восхитился Ворох. — Ну кукла… Она могла бы быть гоблином.

— Почему? — спросил Крот.

— Все потому же — не сдается.

Рыжая, конечно, не походила на Маргаритку, но Крот не мог отделаться от дурацкого дежавю. Первый бой, первый захваченный пленный — и сразу женщина, невесть каким образом оказавшаяся в бункере. Можно это считать везением для новобранца или все в порядке вещей? Гоблин толкнул пленницу к двери, подпехи расступились, плотоядно рассматривая тоненькую фигурку рыжей. Та по-прежнему делала вид, что ничего не боится, — вероятно, предполагалось, что ее не пугает даже смерть, неизбежная после попадания в плен к захватчикам. Эльфья пропаганда не устает твердить, что гоблины никого не оставляют в живых, а в иных случаях даже съедают тех, кому не повезло угодить в их грязные лапы…

Крот и Ворох вывели эльфку в коридор, она шла, семеня ногами и не поспевая за широкими шагами здоровяков. Гоблины держали ее за локти с двух сторон.

— Кажется, бой кончился, — сказал Ворох. — Наверху как будто тихо. После наших бомбочек неудивительно…

— Miolas! Miolas dan! Fetteno! Opi kara!!![11] — завопила пленница дурным голосом. Был момент, когда она почти вырвалась из ручищ подпехов.

— Да что ж это такое? — Ворох ухватил деваху за шиворот.

— Ao daetvier tosse!!![12] — простонала та, скривившись от боли.

— Чего она говорит? — спросил Крот.

— Может, предлагает жениться на ней… Эй, принцесса, а ну веди себя смирно! — зарычал гоблин ей в ухо, отчего пленница съежилась. — Здесь тебе не священные рощицы и не светский раут, чтобы выкаблучиваться. Иначе живо в уголок отведем и — чик-чик… Пух! — Вытащив пистолет, Ворох приставил дуло к ее виску. Та смотрела на него искоса, запрокинув голову. Зеленые глаза словно обесцветились от страха.

— Ладно, — сказал Крот, отодвигая руку Вороха. — Не хватало еще, чтобы она дуба дала раньше времени. Может быть, это ценный язык, братец.