Буря и натиск

– Может, и видел, но чем ты слушал, олух? Ценный груз. Жизнями за нее отвечаем! Если только волос с головы ее упадет, нам всем хана! До завтрашнего утра советую хорошенько подумать об этом и вбить осознание этого факта в свои тупые головы! Все. Если что-то будет еще интересно, спросите в пути! – Сказочник посмотрел на небо. – С этой минуты начинаете подготовку. Чтоб у каждого были пайки, аптечка, боеприпасы. Проверить обувь и форму, чтобы все чин-чинарем! Каждый возьмет с собой гвоздемет и карабин. Гранаты. Отвертка, ты берешь свое саперное хозяйство. Ты, Шершень, все, что там надо для восстановления нашей боеспособности. Гробовщик… ну ты знаешь. Все, парни, выполнять!

Сказочник скорчил суровую мину и отправился восвояси, широко ставя ноги. Кроту почудилось, что он слегка припадает на правую.

Гоблины молчали.

– Ну, какие будут мнения? – спросил Хилый.

– Я не прочь прогуляться, парни, – сказал Отвертка. – Однажды в разведку ходил за линию фронта, так мне понравилось. И дома часто гулял по горам и лесам, по нескольку дней, я просто тащился…

– Где же ты жил, деревенщина? – спросил ботаник.

– Возле Огарка… не знаю, в какую это сторону отсюда… – Громила повертел головой. – У нас места просто зашибись. Да и здесь неплохие.

– Огарок – северней полуострова Цверг, – сказал Хилый. – У нашей компании там были филиалы. Лес покупали и отправляли на сухогрузах в Велейну и Агатовые Ямы… Ага, похоже, наш большой друг не просто из глуши, а просто из очень глубокой задницы.

Отвертка не обиделся и снова продемонстрировал искусство издавать глухой деревянный смех.

– Я был лесорубом, – сказал он. – А моя мать – колдуньей. Она заговорила меня, еще когда я грудь ее сосал. Ни одна пуля меня не возьмет, и войну я окончу в Крутизне… Наверное, и здесь потом лес рубить придется.

Гробовщик хмыкнул.

– Только не начинайте. – Шершень поднял с земли камень и зашвырнул его подальше. – Ненавижу эти воспоминания о доме… все эти сопли…

– Поддерживаю, – прогудел гобломант, не поднимая головы.

– А сержант, он как – нормальный мужик? – спросил Отвертка.

– Лучший на моей памяти, – ответил Хилый, протирая лысую башку платком, уже другим.

– А лейтенант? – спросил Отвертка.

– Легендарная личность, – ответил Крот, думая о рыжей. Ее волосы в свою очередь наводили на мысли о Гримме, и вот тут-то начинался в гоблиновой голове самый настоящий кавардак.

«Сегодня напишу письмо Маргаритке. Наконец-то закончу, – подумал Крот. – Может, потом и не получится».

Зеленые плавно перекатились к обсуждению только что услышанного. Крот пропускал словеса мимо ушей и смотрел на небо. Двигаться не хотелось. Наконец Ворох высказал свое мнение, то самое, которое Крот уже слышал и которое не блистало оригинальностью.

– Мы все из-за нее сдохнем, – сказал он, поднимаясь и вешая на плечо гвоздемет. – Все до единого.

Гоблины смотрели ему в спину. Уходя, Ворох не обернулся. Зеленых коробило от такого мелодраматизма.

6

9 июня 1549 года.

Южная Дурландия.

Направление северо-восток

Трава, покрывающая холмы, казалась темно-зеленой, особенно когда по ней ползла тень от облака. Прорывающееся иногда сквозь серо-белый покров солнце напитывало бриллиантовым сиянием росу. Ветер налетал редкими порывами и раскачивал ярко-красные цветы, выглядывавшие из густого травяного ковра. Смотри вперед, смотри назад и по сторонам – везде одно и то же. Пологие холмы, перемежающиеся оврагами, заполненными водой. Кое-где овраги превратились в небольшие пруды, в которых, как и положено, квакали лягушки. Над водой, затянутой ряской, метались стрекозы.

Крот шел и смотрел на свои мокрые ботинки. Роса еще блестела кое-где, но солнце, хотя и нечастый гость на небе, уже собрало большую часть этих ярких прозрачных бусинок.

Взвод растянулся неровной цепочкой. Оружие наготове, редкие разговоры и вялые шуточки. Гоблины держат ушки на макушке и ждут неприятностей. На этой земле, вроде и своей, но успевшей стать чужой и непонятной, враг мог появиться откуда угодно. Тишина лишь убеждала подпехов, что в любой момент на их головы может свалиться очередной сюрприз.

Долгое время после того, как лагерь остался позади, Крот только и делал, что пялился на эльфку. Сначала шел рядом с ней, но потом, после долгой внутренней борьбы, отстал, чтобы пристроиться позади всех. Пленница, ставшая центром всеобщего внимания, повернулась лишь однажды – чтобы посмотреть на него через плечо. Гоблины это, конечно, заметили. Чтобы не давать им повода для зубоскальства, Крот ретировался.

Теперь пленница шла в голове колонны, сразу позади Ржавого и Сказочника. Руки скованы тонкими металлическими наручниками, к которым приделана тонкая полутораметровая цепь.