БУПШ действует!

Ну, вот почему, почему и так бывает! Все видят, какой он плохой. Приехал откуда-то к Черданихе на Овраженскую улицу, вконец испортил жизнь Борису, и гнать бы его, гнать подальше! А он остается. Сует бумажку и хохочет…

Тетя Варя сказала нам коротко:

- Поступил работать.

- Но ведь он же все тот же, - заговорили мы наперебой. - Барыга-спекулянт. Значит, опять обманул. Он ведьм хромает понарошку. Взять да раскрыть!

- Не так это просто, - вздохнула тетя Варя. - Такие люди хитрые. Всем вокруг вредят, лишь бы им одним хорошо было. От них на земле и горя больше и слез. И умеют приспосабливаться. Сразу не схватишь. Но бороться с ними надо. Обязательно надо. Чтоб не было их совсем. Нигде! Вот и старайтесь, - добавила она и ушла, оставив нас на углу Тургеневского переулка.

«Вот и старайтесь». Почему она так сказала нам? Разве мы тоже что-нибудь можем поделать с Родионом?…

НЕ УЕЗЖАЙ, БОРЬКА!

Борис теперь каждый день занимается с Назаром и Люсей. Они не теряют ни минуты. Маша сказала, что они ловко придумали. Делают диктанты из учебника по ботанике.

А Вика сегодня снова раскричалась:

- Опять Цыпкина нет? И Кольцова не пришла! Целую неделю для БУПШа ничего не делают.

- Да как ничего? - выпучила глаза Маша. - А с Борисом?

- С Борисом, с Борисом! - передразнила Вика. - Помешались на своем Черданцеве.

Я возмутился:

- А ты… Ты просто равнодушная!

- Разведывай и молчи! - оборвала она. - Сам ничего не делаешь.

Ее послушать - она больше всех делает. Да ну ее! С ней уже и не советуется никто всерьез.

А к Борису мы сейчас не ходим, чтобы не отвлекать.

Только сегодня я увидел его. Около почты. И спросил:

- Ну, и как?

- Тридцать четыре, - ответил он быстро.

- Что - «тридцать четыре»?

- А что - «ну и как»?

- Как готовишься? - уточнил я. - Как у Демьяныча тебе?

Он выставил сразу два больших пальца - обеими руками.

- Слушай, Борька, - сказал я. - А тебе ведь запросто теперь у них насовсем остаться. Их двое. Старики. Помогать им будешь.

Я высказывал не свои мысли. Об этом мы говорили в БУПШе, и все решили, что Борису прямой расчет никуда не уезжать, а жить у Демьяныча. Вместо ответа он кивнул на вывеску почты:

- Тебе не сюда?

Мне было не сюда, но с ним договорить хотелось. Борис взял листок для телеграммы, что-то нацарапал на нем и пошел к окошечку - сдавать.

- Сыночек, - послышался дребезжащий голос. Рядом стояла сморщенная старушка с трясущейся головой.

Она держала в руках бумажки. - Будь ласков, - сказала она, - заполни бланочек.

Ей пришел перевод. Надо было что-то переписать с паспорта. Мне еще никогда не приходилось этого делать. Я даже не знал, что и откуда писать. Но я сел за стол, па то место, где только что сочинял свою телеграмму Борька, и начал перелистывать паспорт с важным видом, чтобы старушка не подумала, будто я не умею. А она наклонилась надо мной и все говорила:

- Не забывает Кирочка, племянница, добрая душа, спасибо ей. И муж у нее такой же заботный, завсегда посылают. Вот здесь, сыночек, - ткнула она сухим, коричневым пальцем.

Я начал писать. А когда закончил, она затрясла головой еще сильнее.

- Спасибо, добрая твоя душа.

Не знаю, какая у меня душа, но, по-моему, никто не отказался бы заполнить бланк (тем более когда стоишь без толку). И все-таки было приятно, что старушка пошла от меня довольная.

И вдруг я вспомнил Вику, как она один раз требовала, чтоб я «охватил» почту и ателье мод. Я подумал, что, конечно, отыскать себе подходящее дело можно где угодно, но разве нужно так кричать, как Вика? Куда лучше сделать незаметно, как вышло у меня сейчас. Никто и не знает, что я помог старушке, даже Борис не видел: он как раз воткнулся головой в окошечко.

Может, еще кому-нибудь помочь? Я покосился по сторонам, но старушек больше не было. А Борис оторвался от окошечка и кивнул мне, направляясь к выходу.

- Сегодня там будет, - сказал он. - У тетки.

Мы молча зашагали рядом. Я взглянул на него сбоку - серый чубчик над черными широкими бровями, острые, пронзительные глаза. Толстые губы смешно оттопырены. И я подумал, что, наверное, все-таки и у Борьки добрая душа. И сказал:

- Слушай, Борька. Ты все-таки не уезжай, а?

Он усмехнулся и остановился - нам надо было расходиться в разные стороны на углу Лермонтовского переулка.

- Эх, Чапай, Чапай, - вспомнил он почему-то мое командирское имя и, взъерошив пятерней мои жесткие волосы, выпалил: - Сила!

- Победа! - отозвался я, шутливо вытягиваясь по струнке.

А он засмеялся и пошел, так и не ответив на мой вопрос. Он был старше нас. И хотя мы играли с ним на улице, как с равным, сейчас я понял, что он совсем другой. Как будто действительно взрослый. И от этого мне стало почему-то грустно.

Дома мама на меня заворчала:

- Почему долго? Тебя только посылай. Да еще и дед куда-то запропал.

- С ребятами он, - сказал я.

- Что малый, что старый, - вздохнула мама. - С вашим БУПШем и я скоро голову потеряю.

Я хотел полезть на чердак, чтобы записать про встречу с Борисом, но пришел дед. Мама и его встретила ворчанием:

- Хоть бы вы, папаша, сознательность не теряли, а то сам сделался как дитя подросткового периода.