Бунтующие пролетарии: рабочий протест в Советской России (1917-1930-е гг.)

18 сентября 10 часов вечера. Я услыхал крик, стрельбу доносившиеся с другого конца коридора. Подумал: начался преждевременный побег (побег предполагался на утро), передал т. Зыкову, Мутьяну, "приготовиться". Прислушиваемся: топот ног приближается. Щелкнул замок нашей камеры, и в дверь влетают человек 30 вооруженных контрразведчиков во главе с Орловым.

"Раздевайтесь", — подается команда, началась расправа прикладом, штыком, раздели всех до белья. Я получил в награду несколько ударов, т. Зыков — штыковую рану и т. д. Наша камера закончена, перешли в следующую. И долго доносились крики, стоны, удары. Обход камер затянулся далеко за полночь. Начался вызов в "расход". "Зыков, выходи", — кричит Орлов возвратившись к нашей камере. "Прощайте, товарищи", — прощаясь с нами, сказал тов. Зыков. "Прощай, товарищ Зыков", — ответила камера. И сняв с себя рубашку, передав мне (я был раздет до гола), тов. Зыков вышел.

Долго еще слышался вызов фамилии из других камер. Наконец затихло. В эту кошмарную ночь арестованные всей тюрьмы были раздеты, избиты и плюс 18 чел[овек] расстреляно. "Это вам за Елабугу", — приговаривали контрразведчики (гор. Елабуга была занята Красной армией).

Камера "Смерти"

Еще с утра 25 сентября по камерам распространился слух, чтосегодня расстреляют 25 "большевиков". Часов около 5 вечера, начальник тюрьмы обходил камеры, и вызывал по списку "предназначенных". Войдя в нашу камеру, предложил предварительно выдать "большевиков" обещая в дальнейшем прекратить расстрелы, и стал вызывать: "Мутьян, Невлер, Вечтомов — выходи". "Прощайте, товарищи", — простились мы и вышли. Нас привели в камеру "Смерти", куда вскоре были приведены из разных камер остальные "смертники", которыми оказались т.т. Вильда, Зылев, Будрин, Якунин, Комаров, Анисимов, Мутьян, Невлер, Вечтомов, Коротков, Шемякин, Кочуров, Красноперое, Баутин, Бойков и т. д. 25 человек (остальных фамилии не помню). "Товарищи, нас скоро поведут расстреливать, нападем на сопровождающий конвой", — заявил тов. Вильда. Быстро условившись "начать" по сигналу тов. Вильда, и улеглись на нары, ожидая прихода контрразведки. "Идут!" Прислушиваясь к каждому производящему шороху в коридоре, медленно тянулись кошмарные минуты, ожидая, вот, вот, идут. Не вытерпели нервы у тов. Мутьяна: "не дамся живым, повешусь". Гвоздь в стене и шнурообразиый пояс послужили орудием, и тов. Мутьян, простившись с нами, приступил к самоповешению, долго мучался, обращаясь к нам за помощью. Наконец: повис. Вдруг стук павшего тела разнесся по камере. "Несчастье — гвоздь не вытерпел", — проговорил тов. Мутьян, пробовал было еще, но стук привлек внимание начальника тюрьмы, который поставил часовых наблюдать за камерой.

Тишина, только доносился взрыв снарядов. Эго Красная армия наступает, и изредка шорох с коридора вызывал тревогу у "смертников". А контрразведка не идет, очевидно удрала, напугавшись наступления Красной армии и не успела расстрелять "предназначенных".

Наконец рассвело, и первая кошмарная ночь в ожидании расстрела прошла. Днем было менее тревожно, но с наступлением ночи, опять, прислушивание к каждому шороху, ежеминутно ожидая прихода за нами. И так семь кошмарных ночей, и каждый шорох, каждое движение в коридоре вызывало тревогу у "смертников", ежеминутно ожидая своего расстрела.

Баржа (плавучая тюрьма)

Рано утром 1 октября из окон камеры мы увидели идущий к тюрьме усиленный отряд. "Идут за нами, настал наш час", — решили мы, и сожалели, что это свершается днем.

Отряд вошел в тюремный двор, вскоре донесся щелк замков дальних камер, а потом топот ног, шум и выкрики "нас эвакуируют". Арестованных, камера за камерой, отправляли под конвоем к реке Каме. Нас увели последних. Посадили в баржу, стоящую у берега; в барже уже находилось до 1000 арестованных. Когда всех арестованных посадили в баржу, люки закрыли, и баржу поставили среди Камы на якорь. В барже было темно, холодно, грязно, на вершок воды, покрытой тонким слоем соломы, на которой расположились арестованные.

На рассвете баржу сняли с якоря, и повели вверх по Каме, тов. Мутьян обдумывал побег. Посоветовавшись с нами о побеге, он попрощался с нами, взял "парашку" и попросился у часовых вынести ее. Часовые открыли люк, тов. Мутьян вылез на палубу, и вместе с "парашкой" полетел через борт в Каму. После нескольких выстрелов, часовые спустили лодку и погнались. Поймав тов. Мутьяна, его притащили на палубу, расправились с ним и труп бросили в Каму.

Днем баржу привели к Гольянам (40 верст по р. Каме от гор. Сарапула) и поставили опять на якорь среди Камы, куда вскоре прибыла контрразведка, которая через открытый им люк начала вызывать: "Ходырев (ижевский рабочий, сидел со мной вместе в 1907 г. в Сарапульской тюрьме)! Выходи", и так вызвали 24 человека. Всех вызванных расстреляли и бросили в Каму.

Ночные расстрелы в тюрьме были заменены ежедневно дневными на барже.