Интересно сравнить такую форму учения с другими формами, которые использовали учителя того времени. Часто они говорили о «законах» и «правилах», обычно основанных на толковании Торы, используя формы: «ты должен» или «ты не должен». У Иисуса крайне мало подобных выражений. Кроме того, хотя он иногда и ссылается на Библию, он не занимается развернутым толкованием Писания. Он также не пользуется обычными вводными словами пророков: «Так говорит Господь» или «Слушайте слово Господне». Он не произносит длинных речей на отвлеченные темы (исключение составляет Евангелие от Иоанна, которое, по мнению большинства исследователей, не передает подлинных слов Иисуса). И когда мы встречаем у синоптиков пространные тексты с поучениями, такие как Нагорная проповедь, мы видим, что они состоят из запоминающихся кратких речений, которые евангелист собрал вместе.
Таким образом, Иисус намеренно использовал притчи и афоризмы, и это каким-то образом его характеризует. И теперь мы рассмотрим вопрос, как такая форма воздействует на слушателя и что она говорит о стиле Иисуса как учителя.
Притчи
Притчи — это придуманные истории, смысл которых не зависит от достоверности фактов, о которых в них говорится. Трудно подсчитать, сколько притчей содержится в евангелиях, потому что исследователи часто спорят о том, представляет ли собой конкретное высказывание притчу или относится к другим жанрам. Однако большинство ученых утверждают, что в евангелиях от тридцати до сорока притчей.[96]
Иногда евангельская притча — это развернутая история с несколькими героями, а иногда очень непродолжительная. Самые короткие укладываются в одно предложение, в одну строку:
Подобно Царство Небесное закваске, которую взяла женщина и положила в три меры муки, доколе не вскисло все (Мф 13:33; Лк 13:20–21).
Подобно Царство Небесное зарытому в поле сокровищу, которое человек, найдя, скрыл, и от радости идет и продает всё, что имеет, и покупает поле то (Мф 13:44).
Еще подобно Царство Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин. Найдя одну многоценную жемчужину, он пошел и продал всё, что имел, и купил ее (Мф 13:45–46).
Но даже столь краткие истории представляют собой повествования, где что-то происходит.
Есть более развернутые истории, к которым относятся многие известные притчи Иисуса: о блудном сыне, добром самарянине, работниках в винограднике, немилосердном слуге, талантах, злых виноградарях.[97]
Притчи — занимательные истории. Слушатели следят за развитием событий. Они должны вызывать интерес не только для того, чтобы не дать слушателю заскучать, но и потому, что неправдоподобные и фантастические детали лишь помешают аудитории следить за ходом событий. Герои притчей могут иногда вести себя странно — часто именно это и происходит, — но их поведение не выходит за рамки правдоподобного.
Притча приглашает слушателя вынести суждение. Косвенно за началом и окончанием любой притчи стоит вопрос: «Что вы думаете?» В начале одной из притчей у Матфея (21:28) Иисус задает этот вопрос прямо.[98] Это относится и к самым кратким притчам: каким образом царство Божье подобно женщине, кладущей закваску в муку, как оно похоже на купца, ищущего жемчужины, чем оно подобно человеку, нашедшему сокровище в поле?
Греческий корень слова «притча» помогает нам лучше понять этот жанр: буквальный перевод — «положить рядом». Притча — это история, которую «располагают» рядом с жизнью для того, чтобы как-то изменить восприятие слушателя. Она требует от слушателя участия, а потому по самой своей природе диалогична. Как говорил Чарлз Додд, известнейший английский специалист XX века по Новому Завету, притча оставляет «ум в состоянии сомнения относительно ее точного смысла, и это понуждает слушателя думать самостоятельно».[99]
Важно понять, что Иисус рассказывал ту или иную притчу не раз. Невозможно себе представить, что странствующий учитель может воспользоваться такими прекрасными историями, как притча о блудном сыне или добром самарянине, только однажды. А отсюда можно сделать два вывода. Во-первых, евангелия приводят нам «краткий пересказ сюжета» историй, которые рассказывались много раз то кратко, то развернуто, в зависимости от обстоятельств. Самая длинная из них — притча о блудном сыне: ее английский перевод содержит около пятисот слов и ее чтение вслух займет четыре минуты. Но можно представить себе, как этот рассказ можно расширить, например, описав жизнь блудного сына в изгнании, его возвращение домой, и то, как он обрадовал отца и огорчил старшего брата. Это касается и других притчей. Сюжет даже самых кратких из них можно развивать, хотя, вероятно, некоторые из них оставались такими, потому что благодаря краткости подчеркивался их радикальный вызов. Во-вторых, авторы евангелий помещают притчу в конкретный контекст. Нам следует представить, как та же притча прозвучит в иных контекстах, и не сводить весь ее смысл к тому, какой она имеет в одном контексте, куда ее поместили евангелисты.