Бунт пупсиков

Мама сидела за столом и, слушая разговор, заправляла в лобзик новую пилку. Она только что закончила абажур из дерева, но у нее что-то не состыковалось, и потребовался лобзик.

– Как-то ты регулярно заговорила про детей! И вообще стала мягче и ленивее. Мы уже неделю не двигали ночами шкафы. Даже, знаешь, непривычно! – сказала она.

Тетя Света вспыхнула. Она и правда изменилась. Недавно Вика, делавшая допоздна математику, спустилась вниз и увидела, что тетя Света стоит у кухонного уголка на коленях и плачет, а мама гладит ее по рукам и по волосам и что-то говорит, говорит. От удивления Вика застыла с разинутым ртом и забыла, зачем спускалась.

Но сейчас комбинирующая тетя не была склонна плакать. Она была настроена по-деловому:

– Ерунда, Аня! Вам, кстати, котел надо менять! Он когда вспыхивает, пламя в первую секунду – до середины кухни! Я себе брови обожгла!

– Так можно же лицом туда не лезть. Спичка зажигается на вытянутую руку, – сказал папа.

– Чушь и бред! Буду я у какого-то котла спрашивать, куда мне лицом лезть! – фыркнула тетя.

Из-под стула ей откликнулся Ритин щенок. Щенок еще не знал, что он Ритин, и, приставая ко всем без исключения, острыми, как гвоздики, зубами хватал всех за носки и колготки.

В стекло постучали палкой, просунутой сквозь шиповник. Это пришел дядя Бубубу. Ему открыл Петя. Дядя Бубубу был в шлепках и майке, но почему-то с бабочкой на шее.

– А где Светлана? – спросил он у Пети. – Мы договорились пойти в восточное кафе. Говорят, там делают пельмени размером с ноготь!

Петя ушам своим не поверил, потому что считал дядю Бубубу скрягой, который способен ходить в кафе только за чужой счет, маскируя это под деловой ужин с клиентом.

– Я сейчас иду! – крикнула тетя Светлана через окно.

– Да-да! Жду! – ласково отозвался дядя Бубубу.

В нем проснулся поэт. Поэт стал нюхать цветочки и умиляться небу. Потом увидел чайку и растаял:

– Ах! Чудная белая птица! Прекрасные крылья! Чайка – это символ свободы, Чехова, Художественного театра! Кстати, что она тут делает?

– Мусорные мешки расковыривает. Кто-то рыбу тухлую выбросил! – сказал Петя.

– Ах-ах-ах! Как мило! – восхитился дядя Бубубу, в восторге замахал руками, и поэт в нем подпрыгнул до самой крыши.

Кто-то засигналил с улицы.

– О, такси! – сказал дядя Бубубу.

– Вы едете на такси?

– А ты предлагаешь, чтобы я вез женщину на багажнике велосипеда? Мне сорок лет! Я член литфонда. И почетный работник юстиции. Да что же он сигналит? Пошли посмотрим!

Таксист вылез из машины и сидел перед ней на корточках, что-то разглядывая и изредка привставая, чтобы в очередной раз нажать на гудок. Заметив дядю Бубубу, он стал ворчать, что поцарапал машину, когда продирался через кустарник на эту проклятую улицу. Его о кустарнике предупреждали? Нет! За это он возьмет дороже. В дяде Бубубу мгновенно уснул поэт и проснулся юрист:

– Прекрасно! У вас есть лицензия на перевозку? Как не с собой? Вы передали свой документ другому лицу?

Присмиревший таксист втянул голову в плечи, спрятался в машину и стал играть в игру «Меня не трогать! Я в домике!».

Тетя Света появилась только через пять минут, и не одна. На руках у нее была счастливая Рита, держащая в руках самый большой телефон тети, а за ней, как два солдата, шли Костя и Саша, выдиравшие друг у друга тетин же планшет.

– Они идут с нами? – удивился дядя Бубубу.

– Конечно! – подтвердила тетя Света. – Дети сегодня не гуляли, а Аня хочет помыть голову!

– А с детьми нельзя помыть голову? – уточнил дядя Бубубу.

– С этого места, пожалуйста, подробнее. Расскажи, как ты это видишь, в малейших деталях! – попросила тетя Света очень вежливо.

Дядя Бубубу быстро спрятался к таксисту в машину, и теперь они уже вдвоем стали играть в игру «Меня не трогать! Я в домике!». Тетя Света и дети погрузились в машину. Таксист угрюмо поехал через колючие кусты. На его лице было написано сильное желание поворчать. Когда это желание добралось до речевого аппарата, комбинирующая тетя радостно воскликнула:

– О! Еще один наш! Остановите!

«Еще один наш» оказался Аленой. Алена возвращалась со школьной площадки с двумя близнецами и громко хохотала:

– Ха-ха! Мелочь! Ха-ха-ха! Козявки!

Мальчики сердито пыхтели, не зная, что возразить.

– Залезай к нам! Что у вас тут такое? – спросила тетя Света, когда таксист остановился.

– Тшш! Я им сказала, что мне девять лет! – зашептала Алена, сдвигая с сиденья Костю.

– А тебе сколько?

– Тшш! Нисколько! Они оба на три месяца меня старше! Поехали!

Таксист запетлял по узким улочкам старого татарского города, на многих из которых едва разминулись бы два ослика с поклажей.

– Перекресток, перекресток! Мы с Катей видели, как красному человеку здесь руку и ногу отрезало! – вдруг закричала Алена.

Костя и Саша навострили уши, а тетя Света торопливо сказала, что не надо рассказывать детям все эти ужасы.

– Почему ужасы? Просто у светофора половина лампочки перегорела! – удивилась Алена.