Бунт при Бетельгейзе

Цитрус обернулся. На пороге камеры стоял пожилой негр с огромной тележкой, набитой всякой всячиной. За его спиной маячили два охранника, вооруженные дубинками и парализаторами.

— Что это? — обалдел Эдик.

— Передвижная лавка, — объяснил Дылда. — У дядюшки Эндрю можно купить много хороших вещей. Если есть бабки.

Цитрус встрепенулся, обрадовался, что прямо сейчас вешать его не станут. Хромые палачи растворились в его воображении, как страшный сон растворяется с рассветом. И, поскольку у него не было уверенности в том, что завтра он останется в живых, он решил гульнуть на полную катушку, царственным жестом протянул левую руку к тележке и заявил:

— Мы покупаем всё, старик!

— Молодой, да ранний, — хмыкнул негр. — Хватит ли у тебя денежек на всё? У нас тут цены не такие, как в супермаркете. А я что-то не вижу при тебе чемодана с деньгами… Ладно, что вы хотите?

Дылда бесцеремонно отодвинул Цитруса плечом и заявил:

— Резиновую женщину! Я хочу резиновую женщину! Настоящую! — Он поглядел на Эндрю и объявил: — Белую! И чтобы без дырок!

— Совсем без дырок? — уточнил негр.

— Как это?! Ты это… Нет… Чтобы целая была, я хотел сказать… Не порезанная.

— Сто двадцать рублей, — объявил торговец. Дылда затосковал.

— А за сто? У меня нет ста двадцати! Это же несправедливо! Всегда были по сто… Даже по девяносто, если подержанные…

— Заткнись, — Цитрус почувствовал, что он снова на коне, и можно взять ситуацию в свои руки. — Если ты не будешь мне мешать, я, так и быть, добавлю двадцать рублей.

Дылда зажал рот ладонями, чтобы не сболтнуть лишнего, и отступил в угол камеры, не сводя вожделенного взгляда с тележки.

— Так, так, посмотрим, что у тебя хорошего… Самоохлаждающееся пиво — о, это отличная вещь! Почем же?

— Двадцать рублей за бутылку.

— Двадцать?! — завопил Эдвард. — Да оно стоит пятьдесят копеек в самых дорогущих супермаркетах! Что за гнилая ценовая политика?!

— Не нравится — не бери, — пожал плечами негр. — Я с торчками не торгуюсь!

— Я не торчок!

— А ведешь себя, как торчок, — откликнулся чернокожий. — Иначе не орал бы так…

— Но почему так дорого?

— Знаешь, сколько стоит доставка одной бутылки пива на орбиту? Перевозка ее на эту станцию? А сколько уходит на взятки чиновникам и охране, так называемые таможенные сборы? Я работаю почти себе в убыток!

Эдвард не стал возражать, углубившись в изучение содержимого тележки.

— Так, виски… Этого пойла нам не надо… А вот и водочка. Но ты ведь, наверное, ломишь втридорога?

— Тридцать рублей за бутылку.

— Лучше уж пиво… Слушай, а что еще у тебя есть, кроме выпивки?

— Резиновые женщины! — заорал из своего угла Дылда.

Цитрус смерил его суровым взглядом, и великан снова зажал рот ладонями.

— Эротические журналы, — сообщил негр. — И даже стереофильмы. Одноразовые, в комплекте с одноразовым проигрывателем. Пьянящие колоски. Сигары, шоколад.

Рассказывая, торговец демонстрировал образчики товара. Выглядели они не так уж плохо, но были какими-то захватанными, словно множество косков мяли их в руках, да так и не купили. Даже на бутылках красовались десятки отпечатков жирных пальцев.

— Жрать-то хочется, — заметил Эдвард. — Тут вообще кормят или нет? Нам баланду еще не носили…

Дылда зажимал рот руками, чтобы ненароком не нарушить запрет говорить. Торговец не обратил на вопрос Эдика никакого внимания. А охранники вообще были выше того, чтобы беседовать с заключенным. Они здесь вроде бы и не присутствовали — где это видано, чтобы в тюрьме продавали водку и пьянящие колоски? Но наверняка начальник тюремной станции, надзиратели и эти ребята получают от торговца солидную мзду — вот и закрывают глаза на его операции. Точнее, способствуют, чем могут — не сам же он просочился на специализированную станцию?

— Говори, Дылда! — приказал Эдвард. — Как здесь кормят?

— Плохо. Часто вместо супа и второго дают сухие пайки. А7, а то и А5. Бывает даже В12. Это вообще дрянь, которую невозможно есть. Специально для вегетарианцев и отсталых рас, питающихся сплошной химией и гомогенными продуктами, делали. А компота вообще не дают. Никогда. А я так его люблю. И сладкое люблю. Я сладкое уже полгода не видел, с тех пор, как сюда попал.

— Тогда мы купим шоколада… — объявил Цитрус.

— Ух ты, спасибо, — обрадовался Дылда.

— И я его съем!

Испытав массу приятных чувств от созерцания вытянувшейся физиономии сладкоежки, Эдвард рассмеялся:

— Ладно, не волнуйся. Я сладкое терпеть не могу с детства. Так что шоколад для тебя.

— Пять рублей за плитку, — сообщил дядюшка Эндрю.

— Грабеж, — проворчал Цитрус.

— Платная забота о заключенных, — парировал торговец.

— Ладно… две шоколадки, четыре бутылки пива, пьянящий колосок и резиновую бабу. Дылда, выбирай!

— Вот эту, — великан ткнул в один из плотно свернутых комков, в котором угадать синтетическую женщину не представлялось возможным.

— Хорошо, — ответил негр, подхватил сверток, жестом фокусника развернул его, после чего нажал на пару сенсоров на спине, и плоская фигура стала на глазах наливаться жизнью — обозначилась грудь, широкие бедра, висящие унылыми прядками волосы завились в кудри, приподнялись.