Бунт обреченных

— Ну, один из повелителей, находящихся на Земле, тот, что купил наши контракты.

Интересные слова. У расы господ нет ничего, похожего на деньги, просто существует система распределения внутренних ресурсов. Я слышал, как ее называли «системой размещения подчиненных». Насколько название соответствует содержанию, то есть смыслу, я не имел понятия, да это и не столь важно.

Стоуншэдоу проговорила: — Что ты думаешь о нашей маленькой… операции, джемадар-майор?

— Думаю, что ты собираешься позволить моим друзьям да и себе тоже умереть. А может, даже всему населению Земли… Если таких, как вы, будет несколько.

Она не произнесла ни слова, только молча посмотрела на меня.

— Ну, а как ты думаешь, чем это все закончится?

— Думаю, ты слышала, что по этому поводу говорил капитан Итаке. Пусть живет мечта, и когданибудь…

— Ты считаешь, никто не знает о Юлир Вей и это мечта одних лишь саанаэ? — Свое восстание они называли Юлир Вей.

Через некоторое время существо проговорило:

— Нет, джемадар-майор, это всеобщая мечта: жизнь, смерть, успех, провал. Какое значение будут иметь эти извечные истины, если мы не будем постоянно пытаться изменить положение? Они всех не смогут убить, а так вечно продолжаться не может.

— Итак, ты хочешь видеть весь свой народ мертвым? Или весь мой народ?

— Неужели ты считаешь, что мне хочется видеть гибель людей только потому, что ты именно так поступил с моими соплеменниками? — Стоуншэдоу поднялась, подошла ко мне вплотную, возвышаясь надо мной, как скала. В ее глазах отражалось солнце, передние лапы сжались в кулаки: — Нет, джемадар-майор. Когда-нибудь мы вернемся в Элисар, но не ты и не я. К тому времени мы уже будем мертвы. Но туда придут люди и саанаэ, вместе, даже хруффы… — Мечтать, конечно, здорово, пока мечта не превратилась в гнусную реальность.

* * *

Лунный свет плясал на воде, сверкал в маленьком водопаде, освещая деревья, наполняя мир тенями. Луна медленно плыла по огромному, бесконечному небу, усыпанному медленно поворачивающимися звездами, идущими своими проторенными путями, далекими и холодными. Кое-где в небе встречались облака, превращаемые ветром в серые кружева.

Треск сучьев в отдалении, плеск водопада, музыкальный, мелодичный, журчание воды, переливающейся через край пруда и сбегающей вниз…

А Александра, стоя в воде по плечи, смотрела на меня, и мне, находившемуся рядом с ней, прекрасно были видны се сверкающие глаза, ее белые зубы, черные вьющиеся волосы, разметавшиеся по плечам, с которых стекали капельки воды, сверкающие в лунном свете, как бриллианты.

Мы молчали, хотя по дороге сюда, шагая через лес, говорили очень мало.

— Я так рада, Ати, что ты здесь. Я так боялась…

Время от времени мы останавливались, обнимались и целовались, шепча друг другу разные глупости. Руки скользили по телам, которые двигались, подставляя нужные места. Тела живут отдельно от мыслей, они всегда знают, чего им надо.

Мы подошли к краю пруда и остановились. Алике тем временем расстегнула мою рубашку, начала гладить мою обнаженную грудь, ее рука скользила по спине, нащупывая мускулы, женщина что-то удовлетворенно шептала, когда я напрягал их и они перекатывались под кожей.

Я чувствовал себя абсолютно пустым, будто не было у меня ни внутренностей, ни мыслей, когда она, встав на колени, расстегнув ремень, сняв с ног ботинки, помогла мне выйти из брюк. Женщина прижала лицо к моему животу и начала массировать его языком, затем поднялась и отошла. Ночной ветер приятно холодил влажные следы, оставленные ею.

— Боже, как ты прекрасен, — прошептала Алике, глядя на меня, словно на икону.

Шагнув к ней, я расстегнул ее блузку, лифчик, упавший к ногам, на груду моей одежды, и, держа ее за талию, начал целовать грудь. Потом, наклонившись, развязал шнурки ботинок и снял их, спустил вниз брюки своей подруги и провел языком по ее коже, почувствовав, как Алике дрожит от моих прикосновений.

Сомнение закралось в мою душу. Почему-то мне всегда кажется, что это должно что-то означать, особенно если произносятся какие-то слова. Однако наложницы тоже трепещут от моих прикосновений и говорят что-либо приятное, если их попросить.

Мы скользнули в воду, ее холод заставил нас содрогнуться, а конечности онеметь. Затем кожа приобрела сверхчувствительность. Я прижал Алике к себе, ощутил ее грудь, почувствовал ее руку на своих гениталиях. И вновь на меня нахлынули воспоминания: Алике и я, немного повзрослевшие, исследуем начало совместной жизни в развалинах. Юные герои, строящие воздушные замки, а сами такие счастливые, находящиеся в мире грез…

Я просунул руку между ног женщины и, приподняв ее на ладони, начал целовать; пространство перестало для меня существовать, а время превратилось в вечность.

Я ощутил, как внутри Алике начинает разгораться пламя страсти. Вложив пальцы в ее сокровенное место, я начал целовать ее почти бездумно, подчиняясь только каким-то импульсам, возникшим в мозгу.