Бунт на борту

Вы обратили внимание, сеньор, что он перестал уже называть меня эль альмиранте, стал звать боссом, как будто у нас не военный крейсер, а лавочка по распродаже дешевых вещей. «Я советую, босс, продать судовое динамо. Есть покупатель — паршивый француз, директор сахарного завода. Он дает хорошие деньги. А мы и без электричества обойдемся. Будем пораньше вставать и пораньше ложиться». — «Валяй! Продавай! — решил я. — Дьявол с ним, с электричеством! У нас даже в столице далеко не у всех электричество. Живут же люди». — «Правильно! — обрадовался Краб. — А если не будет у нас динамо, зачем нам прожекторы, и электрическая плита в камбузе, и холодильники, и вентиляторы, и пылесосы?..» Я помчался от него по шканцам, но троллейбус несся за мной по пятам: «И радио-рубку надо распродать! Коли связи со столицей нет, радио нужно нам, как негру пудра!»

Сеньор, вы настоящий маринеро, вы угостили меня джином и шотландским солодовым, чистым, не разбавленным. Не буду и я подливать воду в мой рассказ. Теперь я помчусь на всех парусах… Наша морская мощь, наша «Гроза морей» переползла в следующий порт, но и там в посольстве начался все тот же разговор. Столица не отвечает, телефонистка слышала теперь выстрелы. Все понятно: началась очередная заваруха! У нас их называют революциями. Тридцать генералов, двадцать маршалов и пятнадцать адмиралов вышибают из Голубого дворца нашего Отца и Благодетеля… В этом порту Краб продал оба становых якоря, конечно с цепями и брашпилями, стоп-анкер и даже верпы. А заодно продал спасательные шлюпки, катер, капитанский вельбот, гичку, ялик и оставил только баркас, чтобы съезжать на берег. Офицеры в кают-компании пели и плясали после этой продажи весь день и прихватили даже ночь, до собачьей вахты. После склянок я поднялся на шканцы проверить вахтенных. Ночь была тихая, лунная. Я поглядел на один борт, потом на другой — и волосы встали у меня дыбом.

Я не верю, сеньор, в приведения, я только боюсь их. А на левом борту непонятно двигались, размахивали руками белые призраки и вспыхивали зеленые адские огни. Я с ужасом подумал, что это горят огни святого Эльма, а на борт к нам высадилась команда Летучего Голландца. Но, слава мадонне, я увидел толстый зад Краба и, осмелев, крикнул: «Эй, мучачос[59], что вы там делаете?» Фрегат-капитан подбежал ко мне и, как полагается, выкинул руку: «Бог, Родина, Свобода! Мы режем автогеном шлюп-балки, потом будем резать мачту. Я продал их на стальной лом». — «Превращаете „Грозу морей“ в общипанную курицу?» — начал я подходить к нему, раздумывая, с какой его ударить, с правой или с левой. «А на какие шиши будем кормить команду? — захорохорился Краб. — И пора уже платить жалованье сеньорам офицерам. Шлюпок у нас нет, так зачем нам шлюп-балки? Подштанники сушить команде?» А вокруг нас описывал восьмерки старший механик и обнюхивал палубу жуликоватыми глазками, высматривая, где еще что-нибудь плохо лежит. «Утром можно будет начать резать дымовую трубу, — деловито сказал он. — Отличное листовое железо! А мы и без трубы можем плавать, хотя и не так красиво, конечно». «Шлюп-балки, мачту, трубу? — заорал я. — Вы хотите, чтобы наш крейсер вылетел в трубу? Я выверну вас, подлецов, наизнанку, клянусь морем, так что ноги у вас меж зубьев будут торчать!» — «Брось, боцман, дурака валять! — засмеялся Краб. Замечаете, сеньор, он уже и боссом перестал меня звать, и я снова стал только боцманом. — Не будь дураком, боцман. В трубу уже вылетел не только этот мощный крейсер, но и весь наш военный флот. Парламент ассигновал на флот уйму денег, купить намечено было настоящий крейсер, парочку миноносцев, пяток морских охотников. Где они? Купили покалеченный, со свернутым носом „либерти“ и пару шаланд. А денежки разворовали эль президенте и министры. Вот это деловые люди! А ты поднимаешь крик из-за какой-то шлюп-балки! Пойми, завтра у нас с тобой будет хорошенькая бутылочка джина!» Он при этом так раскрыл пасть, что видны стали кишки. Уже предвкушал стаканчик!

Ничего не скажешь: умно, правильно рассуждал поганый Краб. Но я возмутился: «Ты сравниваешь меня с этими вонючками — президентами и министрами? Нет, эта компания не по мне!» — и я так хрястнул его по башке, что он брякнулся, на палубу, как прирезанная корова. Но тотчас вскочил и влепил мне «датский поцелуй». Не знаете, что это такое? Удар головой в переносицу врага. Теперь я полетел на палубу сбитой кеглей. А потом мы сцепились, как два скорпиона. Матросы взвыли от восторга и начали ставить кто на меня, кто на Краба. Мы превратили друг другу физиономии в бифштексы с кровью и только тогда разошлись по каютам.