Казалось, что город подарил двум молодым людям этот вечер, все свои улицы, все свои фонари, которые сейчас работали только для двоих — город подарил им себя, отдав всё, что имел.
Мы шли по пустынной, жёлтой в свете фонарей, улице. Из одного кармана моей куртки торчало стеклянное горлышко тёмной, запечатанной бутылки; из другого — сложенные одноразовые стаканчики. Маша вновь мне что-то рассказывала — казалось, что это девушка приехала с необитаемого острова, на котором не было ни одной живой души, — и ей было просто не с кем поделиться пережитыми чувствами. Будто бы долгое время она держала эти слова в своей душе, и сейчас, она выпускала на волю заточённые в душе эмоции, чувства и переживания. Тишину ночного города нарушил звук надсадно работающего двигателя, шуршащих по асфальту щёток и шелест водяных струй: озаряя спящие у обочин машины жёлтыми вспышками света, ехала поливальная машина. Девушка, увидев приближающуюся «полотрётку», завизжала — её весёлый, бесшабашный крик поглотил нарастающий звук приближающейся спецтехники. Маша буквально запрыгнула на меня, пытаясь спрятаться за моей спиной от надвигающейся опасности. «Полотёрка» поравнялась с нами, и нас обоих обдало холодными струями технической воды. Мы смеялись, нам было хорошо. Обняв девушку за талию, я развернулся вместе с ней под этими холодными, и такими тёплыми брызгами, — будто бы старался сделать так, чтобы на наших одеждах не осталось ни одного сухого места. Спецтехника проехала дальше, шум трущихся об асфальт щёток, постепенно стихал. Я смотрел на Машу — на её довольное, улыбающееся лицо, покрытое маленькими капельками воды. Мы приблизились друг к другу, окружающий нас мир перестал существовать — мы перешли в другое измерение, где не было посторонних звуков, тревог, чужих правил, глупых мыслей, и прочих оков, мешающих делать то, что хочется. Мы абстрагировались от реальности, от города, от всего — и сейчас мы были в своём мире, в котором нет места больше никому. Город не прощает пренебреженья к себе — тишину пронзил едкий звук милицейской сирены, который прозвучал как раз в тот момент, когда её губы были настолько близки, что я почувствовал тепло, которое они излучают. Маша стала серьёзной, попыталась высвободиться из моих объятий, и я разжал обхватившие её горячее тело руки. Она чуть отстранилась от меня, казалось, будто бы погрузившись в какие-то свои тревожные мысли. Машина полиции проехала мимо.
— Падла! — прошипел я в след удаляющемуся патрулю.
— Не ругайся — тебе не идёт! — сказала Маша.
— Ты только подумай, есть же такие сволочи! — возмущение переполняло меня. — Видит же, что нам хорошо, зачем всё портить?! Я бы ему эту «СГУ»[13] в задницу затолкал бы!
Хотелось поднять какой-нибудь камень, и бросить в след удаляющейся машине. Всегда найдётся тот человек, который, ввиду своих собственных неудач, потянет за собой на своё дно других людей — тех, кому живётся лучше. Машинально разглядывая мокрый асфальт под ногами, в поисках пресловутого камня, я и не заметил, как Маша отдалилась, продолжив наш путь в одиночестве. Я догнал девушку:
— Маш, ты чего? — спросил я, испугавшись, что сказка, в которой я оказался, закончилась.
Она посмотрела на меня, чуть улыбнулась:
— Нет, Андрей, всё нормально. Только рано, понимаешь, слишком рано!
— А чего ждать? — спросил я.
— Нельзя так сразу. Нужно вначале присмотреться друг к другу.
— А чего присматриваться? Вот он я, такой, какой есть! А тебя я достаточно рассмотрел!
Она иронично усмехнулась.
— Достаточно для чего? Для одной ночи?
— Я не из тех…
— А из «каких» ты? — с вызовом спросила она. — Что, если бы я поддалась своей симпатии к тебе, и передала бы тебе инициативу, то кем бы я стала в твоих глазах завтра утором? Шлюхой? Или просто блядью?
— Маша, не надо так со мной! Я чувствую…
— Андрей, как не надо? Я может, что-то не так говорю? Ты уж прости — но я всегда говорю то, что думаю! Я даже не знаю, кто ты — Андрей или Симак! А ты говоришь мне о каких-то чувствах?
Какое-то время мы шли молча. Окутанный тяжёлыми мыслями, я слушал лёгкое цоканье её каблуков.
— Не успели познакомиться, а уже ссоримся! — наконец, нарушил я повисшую между нами тишину.
Она усмехнулась:
— Ты меня обманываешь, Андрей. Пока ты не начнешь мне говорить правду, ни о каких чувствах и речи быть не может! — категорично сказала Маша. — Скажи мне, чего ты боишься?
— Я боюсь красивых девушек, таких, как ты!
— Я серьёзно! Андрей, если ты боишься рассказать мне правду из-за того, что думаешь, что узнав её, я изменю своё мнение о тебе — то зря. Если ты сидел в тюрьме, или у тебя не очень престижная работа, которой ты стесняешься, или у тебя вообще нет работы — то ты так и скажи, я не терплю подобных недомолвок! Для меня горькая правда, слаще любой лжи!
— Я занимаюсь… историей, поиском потерянных много лет назад вещей. Я — поисковик. Нас ещё называют «Чёрными копателями» — но так нас называют лишь люди недалёкие. Я занимаюсь раскопками, преимущественно раскопками по Великой Отечественной войне. Бывает, выхожу на подъём железа по старине.