Бумерит

– У Клифтона Толберта (Clifton Taulbert) есть замечательная книга «Когда мы были цветными» («When We Were Colored»). Возможно вы, детишки, этого не помните, но были времена, когда мы, «цветные» или «негры», были отделены от белого общества: у нас были отдельные рестораны, отдельные отели, отдельные фонтанчики с питьевой водой и много чего ещё. И всё же мы смогли создать собственную прекрасную синюю культуру, которой удалось привлечь в свои ряды практически всех и вырастить наши души. Именно об этой культуре Толберт пишет с такой гордостью, с такой горько-сладкой любовью. Всё, что нас тогда окружало, это синяя культура белых людей, которая, как и любая другая синяя культура, включая нашу, была глубоко этноцентрической. И в то же время необходимо было положить конец расовой сегрегации.

– Отсюда горчинка в рассказе Клифтона: несмотря на то, что сегрегацию необходимо было преодолеть, мы, очевидно, сделали это не самым уместным способом, поскольку подход зелёных либералов (благослови их, Господи, за их благие устремления) подразумевал разрушение любых синих структур. Так что «цветные» синие структуры начали рассыпаться на глазах, регрессировать к красному, войнам банд, криминальному феодализму и всему тому бардаку, который творится сейчас. Чувство стыда, на котором держатся любые синие структуры, либералы отправили на помойку за его «склонность осуждать», после чего синие структуры меньшинств развалились быстрее, чем вы могли бы произнести слово «деконструкция». Теперь уже никто не мог сказать Тупаку Шакуру, Сюдж Найту (Suge Knight) и Паффи[121]: «Вам должно быть стыдно! Стыд и срам! Стыдно быть красными, пора двигаться к синему!». Так красный расцвёл и даже стал идеализироваться. Дерек Ван Клиф и Дон Бек находились в Южной Африке, когда закончился апартеид и своими глазами видели то же самое, что произошло у нас: зелёный разрушил синий и освободил красный. Именно этой смесью агонии и экстаза пропитан горький рассказ Клифтона.

– Разумеется, у апартеида и сегрегации были и другие причины – настолько очевидные, что я даже не буду о них говорить, но если бы в то время, когда это происходило, у нас была интегральная политика, всё могло бы закончиться совершенно иначе! Если бы мы с уважением отнеслись к месту синего мема в контексте всего развития и отдали должное некоторым его уместным формам, то могли бы помочь загнанным в гетто меньшинствам подняться с синего уровня на оранжевый и зелёный, дав им шанс сделать шаг к интегральному уровню и подлинной интеграции.

– Но сейчас красная афроамериканская субкультура уже ненавидит всё синее. Красные меньшинства усвоили ненависть зелёных либералов к синему. Сегодня чёрные дети думают, что чтение – для белых мальчиков, что это игра для слабаков, а браза не нужно это тупое дерьмо; рулит гангста-рэп, в котором, как и во всех проявлениях красного, присутствует огромная доля женоненавистничества, гомофобии, жестокости и насилия. Тем не менее, зелёные либералы считают, что должны поддерживать весь этот бред, чтобы никого не осудить и противостоять расизму! Ха! У нас нет синей культурной основы, которая могла бы сказать «Вам должно быть стыдно за весь этот бардак!». Как я уже сказал, братья заразились от либералов ненавистью к синему – братья не хотят иметь с синим ничего общего, и поэтому не могут выйти за пределы красного. Точка. Красные до мозга костей…

Джефферсон остановился и какое-то время сидел молча и неподвижно. Никто не сказал ни слова. Даже официантка не подходила к столу, чувствуя, что её присутствие будет неуместно.

– Вот почему я начал заниматься всем этим. Заинтересовался интегральным подходом. Я видел, как чёрные столкнулись с ужасами синего консерватизма и расизма, но я также видел те ужасы, которые породили зелёные либералы, когда начали уничтожать синие структуры во всех их проявлениях, даже в здоровых и жизненно необходимых. Проблема большинства республиканцев в том, что они не воспринимают ничего, кроме синих ценностей, проблема большинства демократов в том, что они не воспринимают ничего, кроме зелёных ценностей, и это противостояние разрывает страну на части, превращает её в груду кровавых ошмётков, над которыми у них ещё хватает смелости говорить о «любви». Я был уверен, что существует другой путь, который объединил бы сильные стороны обоих подходов и отправил бы в ад их жестокую узость.

Речь Джефферсона заставляла нас всем своим существом ощутить зловещее спокойствие, похожее на то, которое устанавливается в эпицентре бури, или услышать голос человечества, от которого, если ему удаётся пробиться сквозь слой иронии, на глаза наворачиваются слёзы.

– Вы позволите, доктор Джефферсон? – отважилась спросить Каролина.

– Марк.

– Хорошо, ээ… Марк, сэр, о том, о чём я и Скотт уже говорили в самом начале. Каковы шансы, что кто-нибудь к этому прислушается? Что всё это воплотится в реальность? Интегральный подход, и всё такое…

Официантка робко подошла к столику.

– Что будете заказывать?