Бумеранг судьбы

Наконец глаза Бланш закрываются. Очень медленно она высвобождает из-под одеяла узловатую руку, и та, похожая на ножку палочника, ползет по простыне к звонку. Раздается пронзительный звук.

В комнате немедленно возникает сиделка.

– Мадам Рей устала.

Не сказав ни слова, мы уходим. Гаспара нигде не видно. Игнорируя лифт, я решаю спуститься по лестнице. Идя по ступенькам, я думаю о том, как мать в ее красном пальто несли вниз на носилках. Сердце мое сжимается.

На улице никогда еще не было так холодно. Ни Мелани, ни я не в силах говорить. Я разбит, раздавлен, и, если судить по бледности моей сестры, она пребывает не в лучшем состоянии духа. Я зажигаю сигарету. Мелани разглядывает свой телефон. Я предлагаю подбросить ее домой. На участке, отделяющем Трокадеро от Бастилии, полно машин, как обычно по субботам. Мы молчим.

Это единственный доступный нам способ отстраниться от ужаса, которым стала для нас смерть нашей матери.

Глава 41

Ассистентка Паримбера – женщина, состоящая из одних округлостей, которая откликается на имя Клодия. Она прячет избыток своих телес под широким, похожим на сутану черным платьем. Клодия говорит со мной отеческим, дружеским тоном, который меня раздражает. С понедельника, причем с самого раннего утра, она на все лады напоминает мне о дате сдачи проекта собора Духа. Паримбер утвердил это дату, но мы немного отстаем от срока, поскольку один из поставщиков не смог вовремя доставить заказанные мной световые экраны. Этими то и дело меняющими цвет экранами мы оформим внутренние стены собора. Совсем недавно я бы, не моргнув глазом, позволил этой даме надоедать мне. Но не сегодня, не теперь. И никогда в будущем с этой минуты. Я вспоминаю ее желтоватые от кофеина зубы, темные усики над верхней губой, аромат пачули, которым она злоупотребляет, ее воркотню а ля королева ночи – и мое отвращение, мое нетерпение и раздражение взрываются, порождая словесный поток. Выговорившись, я успокаиваюсь, и это состояние до странности напоминает мне расслабление, следующее за оргазмом. Я знаю, что в соседней комнате у Люси от удивления перехватило дыхание.

Я зло бросаю трубку. Пришло время выкурить на улице сигаретку. Я надеваю пальто. Звонит мобильный. Это Мелани.

– Бланш умерла, – безучастным голосом говорит она. – Сегодня утром. Мне только что звонила Соланж.

Известие о смерти бабки ничуть меня не трогает. Я не любил ее. И не сожалею о ее смерти. Ненависть, которую я ощутил в субботу, стоя у ее изголовья, еще живет во мне. И все же это мать моего отца, и сейчас я думаю именно о нем. Я знаю, что должен ему позвонить. Ему и Соланж. Но я этого не делаю. Я иду на холод, чтобы перекурить. Я размышляю о предстоящих проблемах с наследством. Соланж с отцом никогда не переставали делить его. М-да, грядет череда дрязг и скандалов. Нечто подобное мы проходили несколько лет назад, а ведь тогда Бланш еще была жива. Мы с Мелани держались в стороне, и с нами на эту тему никто не говорил, но мой отец с сестрой серьезно конфликтовали. Соланж пребывает в уверенности, что любимым ребенком в семье был Франсуа и ему всегда доставалось все самое лучшее. В определенный момент она перестала видеться с братом. И, как следствие, с нами тоже.

Мелани спрашивает, хочу ли я заехать, чтобы попрощаться с Бланш. Я отвечаю, что подумаю об этом. Я чувствую, что между мной и сестрой возникла определенная дистанция, и это для меня ново. Мы всегда были очень близки, и подобного холодка я никогда не чувствовал. Я знаю, что она не одобряет того, как я повел себя с Бланш в субботу. Мелани хочет знать, позвоню ли я отцу. Я обещаю ей сделать это. И снова в ее голосе звучит упрек. Она уже едет к отцу, на авеню Клебер. Я прекрасно понимаю, к чему она ведет – в моих же интересах последовать ее примеру. И быстро.

Когда я подъезжаю к отцовскому дому, на улице уже темно. Марго за все время пути не проронила ни слова – у нее в ушах наушники, она не сводит глаз с экрана мобильного, на котором непрерывно строчит SMS-ки. Люка сидит на заднем сиденье, увлеченный своим «Nintendo». У меня такое чувство, будто в машине я один. Вряд ли хотя бы у одного из предшествующих нашему поколений были такие вот безмолвные дети…

Дверь нам открывает Мелани. Лицо у нее бледное и грустное. В глазах стоят слезы. Любила ли она Бланш? Жалеет ли о том, что та умерла? Мы очень редко виделись с ней, но это была наша единственная бабушка, потому что родители Кларисс умерли, когда та была еще маленькой. Наш дед скончался, когда мы были подростками. Бланш являлась последним связующим звеном между нами и нашим детством.

Мой отец уже в постели. И это меня удивляет. Я смотрю на часы – половина восьмого. Мелани говорит, что он очень устал. В ее голосе снова упрек или мне это только кажется? Я спрашиваю у нее, в чем дело, но тут входит Режин, и Мелани, воспользовавшись этим, не отвечает. Режин ведет себя странновато и выглядит просто ужасно. Она рассеянно нас целует, предлагает напитки и пирожные. Я объясняю, что Арно в пансионе, но на похороны приедет.