Бумеранг

Девушка морщится, перебегает взглядом с меня на дорогу и обратно. У меня возникает ощущение, что в голове у нее запускается дизельный генератор. Спустя пару минут попутчица выдавливает:

– На т-треть от расстояния между г-городами?

– Господи, да что ты за шляпа, – я вздыхаю. – Тут же простая геометрия – когда они встретятся, то окажутся в одной точке. То есть, на одном расстоянии. Ну?

"Альпен Гольд" полуиспуганно-полувиновато кивает.

– Д-да, так, наверное.

– Ладно. – Я смотрю на пистолет. – Мне предстоит чудесный концерт, так что дам второй шанс, – снова размышляю с минутку. – В запертой комнате две бутылки: шнапс и рябиновый спотыкач. Что первое ты откроешь?

Глаза у девушки становятся круглые-круглые.

– А если не п-пью?

– Тебе просто нужно что-то выбрать и открыть.

– Но з-зачем?

– Потому что… Господи Боже, потому что у меня в руке пистолет размером с твою голову!

"Альпен Гольд" снова хныкает, и я повторяю трюк "рукоятка-ухо".

– Ну? Что первое ты откроешь?

– Ш-шнапс?

Я шумно выдыхаю и приставляю пистолет к груди красотки. Так крови меньше. Правда-правда.

– Дверь. Дверь ты откроешь первой.

Двести пятьдесят две минуты до моего счастья. Дождь стихает, лес сменили поля, а девушка с "нежданчиком" молча катаются по багажнику. Кажется, жизнь налаживается.

К слову. Когда я укладывала "шоколадку", то снова заметила инициалы "D.O.A" на куртке трупа. Нашито вручную, но зачем? ФИО? Нет, русские люди вышивают инициалы по-русски. Загадка? "D.O.A" или "Мертв по прибытии" – есть такой триллер середины прошлого века, мы с братом и сестрой смотрели как-то. Мужчина приходит к врачу, узнает, что отравлен, и расследует собственную смерть. Какая связь? Яд – плесень? Труп в моей машине искать своего убийцу?

Или здесь загадка? Если да, то ответ мне искать и искать – в клубе многие увлекаются старыми детективами, головоломками, кроссвордами и ребусами. Я вспоминаю последний раз говор с Виктором. Когда же это было? Месяцев шесть назад. Потом Виктор покончил с собой – самостерся из мира, исчез, как исчезают голоса в тумане.

Виктор. У каждого серийного убийцы… нет, у каждого человека есть самый жуткий кошмар из прошлого. Триггер, переключатель – называйте, как хотите. Кнопка, которая превращает вас в чудовище. Для нас с сестрой кошмаром был Петр. Милый брат, который раздавил волю двух сердец и превратил их детство в непрекращающийся кошмар.

Однажды Виктор нашел меня и предложил помощь. Может быть, увидел жажду крови в моих глазах, может, почувствовал родственную душу, не знаю.

– Я спасу вас от брата, а ты взамен станешь мне помогать, – так Виктор сказал.

Мне оставалось кивнуть, и на следующий день мучителя освежевали. Сестра так и не узнала причину смерти.

Я вспоминаю, как мы рыдали на похоронах, и ежусь от холода. Обожаемый брат – чудовище – снова брат; лишь шаг от любви до ненависти.

Шрамы на теле можно залечить, прикрыть; шрамы на сердце не проходят никогда. Меня они изувечили, превратили в монстра, сестру обошли стороной. Наверное, хорошо, что есть такие люди – люди, которые не сломаются, сколь бы страшно не было.

Я выдаю себе очередную самопощечину. Хватит, прошлое, изыди.

Но откуда же тело?

В ближайшей деревне обнаруживается козье молоко, козьи шарики, козий сыр, козьи сапожки. Запаски? Нет, никаких запасок. Разве шо от трактора.

– Не подбросите до Черной речки? – спрашивает деловитый мужчина. Костюм; немного шатен, немного седой; на вид лет сорок. Актер? Историк? Прохвост? Да, явно последнее.

– Нет, боюсь, это не самая лучшая идея.

Прохвост саркастически улыбается – так, наверное, улыбаются еноты с высшим образованием, когда тащат у вас из-под носа еду.

– Боитесь?

– Не то слово, – я киваю несколько раз для верности.

– Меня?

– Себя.

– Я взрослый мальчик, который может помочь в Черной с колесом.

Ладно, возьмем, на енота похож.

Мы оставляем деревню позади, и попутчик расслабленно вытягивается. Иногда он принюхивается и недовольно морщит нос.

– Я тут страховку на дом делал.

– И как? – видите, я сама вежливость.

– Не страхуется.

– Печально.

Дорога круто взбирается на холм – там стена облаков и порой выглядывает бледное, как пастила, солнце. Я скупо улыбаюсь.

"Мертв по прибытии". Нуар-фильм пятидесятых, переснят в восемдесят восьмом. И? Может быть, шифр? 1950 и 1988. Эм. 38 лет разницы.

Нет, бред.

Зайдем с другой стороны: способ убийства.

Лайза и Кровавые Сестры – дрель и бензопила, авторские подписи – гербарии. Эта троица еще постоянно ссорится об авторских правах и ненавидит меня из-за хорошей внешности. Женщины – страшная сила.

Дмитрий Темкин использует опасную бритву; подпись его – смерть в ванной и слова на запотевшем зеркале.

Валет – душитель, он обычно бросает карты на тела. Однажды мы подрались из-за жертвы. Ну да, с кем не бывает.

Олег Суворов использует паяльник, ему даже без "подписей" узнаешь.

Константин Бенкендорф – вот этот чудик как раз отравитель, только жертвы – женщины, похожие на Константинову мать.

Полинезиец – людоед, рядом с трупами всегда чек и чаевые.

Бенкедорф? Мы с ним никогда не ладили, и Костя как-то сказал, что у меня глаза его матери. Брр!