Бумеранг

«В Лисморе дали объявление, что нужен кондитер, Я послал заявление, приложил все необходимые документы. Меня попросили зайти. Я пришел в магазин и объяснил жене владельца, которая меня встретила, в чем дело. Она пошла в соседнюю комнату переговорить с мужем. Я слышал, как она сказала: «Он чернокожий». Муж подошел к двери, поглядел на меня и велел ей ответить мне, что место уже занято».

Вот откровенные строки из официального отчета Управления по делам аборигенов:

«Большинство туземцев обычно может рассчитывать только на временную, сезонную работу в сельскохозяйственных районах. Поэтому так много аборигенов все время переезжает и лишено возможности прочно обосноваться на одном месте. Понятно, в таких условиях не приходится говорить о нормальном воспитании и обучении детей. Семьям предлагают оставаться в резервации, тем не менее жена и дети чаще всего следуют за кормильцем, иначе он может оставить их без средств к существованию».

А как живется коренным жителям в резервациях? Лишь кое-где в домах есть водопровод и печки, в большинстве случаев люди зимой мерзнут, а летом изнывают от жары в сараях, где нет даже самых элементарных удобств. Да и то они живут роскошно по сравнению со своими собратьями (их больше половины), которые обитают в палатках или в сараях из ящиков и жести на окраинах городов и деревень. В этих лачугах чаще всего земляной пол, мебель заменяют ящики. Пищу готовят на костре, в лучшем случае на примусе. Водопровод и канализация, разумеется, отсутствуют.

Многие лишены и такого жилья, ютятся в конурах из двух листов гофрированного железа. Я часто слышал от обитателей этих трущоб, что строить что-нибудь получше просто нет смысла, ведь тебя могут в любой момент прогнать. Опасение вполне обоснованное: полиция часто проводит так называемые чистки и разрушает лачуги. С точки зрения гигиены такая мера оправдана, но в нынешней обстановке она приводит к трагедии: люди не получают взамен других, лучших жилищ и вынуждены снова сооружать лачуги, только в другом месте.

На каждом шагу «цветным» напоминают, что они парии. В гостиницы их не пускают. В кафе (под кафе в Австралии понимают обыкновенные столовые) если и пускают, то сажают где-нибудь в самом темном углу. Бани для них закрыты, в кино они могут сидеть только в первых рядах, в поезде им отводят самые плохие вагоны. Редкий парикмахер согласится стричь «цветного», а в магазинах я сам не раз видел, как темнокожим женщинам приходится ждать, пока продавцы обслужат всех белых. В больницах аборигенов размещают в особых, плохо оборудованных палатах, а на севере Нового Южного Уэльса была больница, которая вообще их не принимала. Аборигены и метисы, живущие по соседству с белыми или работающие с ними вместе, подвергаются унизительному обращению, ни о каком товариществе не может быть и речи.

Как правило, коренные жители мирятся с несправедливостью. В этом кроется еще одна из причин того, что возмутительные факты дискриминации в Новом Южном Уэльсе (и всей Австралии в целом) так мало известны. Казалось бы, аборигены в знак протеста будут намеренно нарушать законы. Но этого нет. Напротив, если обратиться к статистике, окажется, во-первых, что преступность среди аборигенов и метисов ничуть не выше, чем среди белых, во-вторых, чаще всего речь идет не о серьезных преступлениях (грабеж, взломы), а о таких проступках, как пьянство, бродяжничество, проституция.

Может быть, слепой протест выражается в отказе вносить «квартирную плату», которую власти требуют с обитателей резервации, чтобы «воспитать в них чувство ответственности»?

Единственный известный пример сравнительно энергичного протеста со стороны аборигенов — матч, который закончился дракой. Это небывалое событие произошло в одном из северных районов Южного Уэльса, где после долгих колебаний допустили команду резервации участвовать в первенстве по регби. Поначалу все шло хорошо, и доброжелательные люди радовались, что наконец-то нашлась область, где белые и небелые выступают наравне. Но давний антагонизм в конце концов прорвался. Вот что писали об этом газеты:

«Шестнадцать игроков и судья получили повреждения вчера во время десятиминутной потасовки в Вуденбонге, в которой участвовало пятьдесят человек. Один отправлен в больницу. Драка началась после того, как судья прекратил матч между туземной командой Вуденбонга и командой Маллангани, которая состояла только из белых».

Хотя газетный отчет основан на интервью с руководителем команды белых, чувствуется, что «цветные» не одни были повинны в скандале. Еще больше настораживает то обстоятельство, что команду Вуденбонга затем дисквалифицировали без какой-либо попытки провести объективное расследование.

Но даже в этом уникальном случае речь шла не о сознательном, организованном протесте. Да и откуда ждать протеста в Новом Южном Уэльсе, где аборигены и вообще «цветные» до такой степени угнетены, расколоты и пассивны[7].