Первым делом Смит показал фотографии текста ведущим специалистам в этой области. Только двое из четырнадцати экспертов, к которым он обратился, ответили, что текст не мог быть написан Климентом. Тогда Смит решил в качестве «рабочей гипотезы» принять предположение, что письмо подлинное. Затем он потратил несколько лет на тщательный анализ стиля письма, сравнивая его со стилем других трудов Климента, и также на сравнение отрывков из Тайного Евангелия Марка с текстом канонического Евангелия от Марка. Результаты обоих исследований подтверждали рабочую гипотезу.[416]
К сожалению, у Смита не было возможности предоставить другим ученым рукописную копию письма Климента для тщательного исследования, что послужило основой для критики. Подобное упущение было несвойственно для ученого, отличавшегося точностью и скрупулезностью. Но мне очень хорошо известно, что не всякий документ удается передать специалистам для проверки подлинности и тщательного изучения – как бы вам этого ни хотелось. Особенно часто такое происходит с рукописями, имеющими большую коммерческую ценность, находящимися в частных коллекциях или теми, которые, по мнению владельцев, являются спорными или даже провокационными.
Следует однако заметить, что текст, который не смог предоставить в распоряжение научного сообщества Смит, видели и другие специалисты. С письмом ознакомились двое ученых из Еврейского университета Иерусалима, профессор сравнительного религиоведения Гай Стромса и специалист в области раннего иудаизма и происхождения христианства профессор Дэвид Флассер. В 1976 году они специально приезжали в монастырь Map Саба, чтобы взглянуть на этот документ.
Двух минут оказалось достаточно, чтобы убедиться, что книга стоит на той же полке, где ее оставил Смит. Ученые получили разрешение передать книгу в Патриаршую библиотеку Иерусалима. Они хотели выполнить химический анализ чернил, чтобы установить дату записей. Однако в Иерусалиме выяснилось, что подобный анализ может сделать только израильская полиция. Греческая православная церковь отказалась передать книгу полиции, и больше никаких анализов не проводилось.
Впоследствии Стромса обнаружил, что письмо было вырезано из книги и спрятано в надежном месте. Можно смело предположить, что в ближайшее время ученые его не увидят.[417]
Если письмо все-таки подлинное, что может подразумеваться под Царствием Небесным? И как туда попасть? Как бы то ни было, кое-какую информацию мы можем получить и без этого письма – нужно лишь уметь распознать ее.
Евангелие от Луки приводит следующие слова Иисуса: «…если око твое будет чисто, то и все тело твое будет светло».[418] Это объяснение – чистейшая мистика, достойная таких восточных религий, как буддизм или даосизм. Но что имел в виду Иисус? В сущности он говорил о том, что если нам в видении является Господь, то мы оказываемся в окружении божественного света. Мы как бы растворяемся в «Боге» – так, как рассказывает об этом мистик шестнадцатого века Тереза Авильская.
Она часто погружалась в состояние, которые называла «восторгом» – когда духовное желание «мгновенно охватывает душу, и она начинает томиться и поднимается ввысь, над телом и над всем мирозданием».[419] На короткое время взлетевшая душа растворяется в «Боге». При этом чувственное восприятие происходящего оказывается невозможным. В состоянии «восторга» душа «полностью слепа, растворена». Тереза Авильская объясняет, что когда душа «смотрит на это божественное Солнце, она ослеплена его яркостью».[420]
Осознавая сходство между такими сильными ощущениями и смертью, святая Тереза пишет:
«Я почти избавилась от страха смерти, который всегда мучил меня. Теперь мне казалось, что для слуги Господа это очень легко – душа мгновенно освобождается из тюрьмы и обретает покой. Момент, когда Бог возвышает душу и переносит ее, чтобы показать высшее совершенство, представляется мне похожим на тот, когда душа покидает тело».[421]
Почему же нас не учат этому? Часть ответа заключается в том, что Церкви не нравится свобода, которую открывает человеку мистицизм.
Святая Тереза, к примеру, жила в постоянном страхе, что ее обвинят в ереси и бросят в мрачные застенки инквизиции. Ее дед был евреем, принявшим христианство. К сожалению, к таким обращенным инквизиция относилась с особым подозрением. Терезе требовался совет, и хотя она ступила на очень скользкую с точки зрения церковной доктрины дорожку и многие, кому она рассказывала о своих видениях, относились к ней с подозрением, ей удалось выжить – благодаря своей искренности, скромности, глубокой набожности и не в последнюю очередь хорошим отношениям со своим исповедником иезуитом. Другим повезло меньше: им были уготованы тюрьма и костер.