Булгаков

Миша, конечно, смеется. Причем мать сама весело смеялась в таких случаях. И у нас эти слова, когда речь заходила о работе, стали крылатыми словами, как и очень многие Мишины слова…

Мать, была, конечно, незаурядная женщина, очень способная. Вот сказки. Она рассказывала нам сказки, которые всегда сама сочиняла. Она вела нас твердой и умной рукой. Была требовательна. Мать не стесняла нашей свободы, доверяла нам. И мы со своей стороны были с нею очень откровенны. У нас не было того, что бывает в других семьях, — недоверия. Были товарищи братьев, были поклонники у нас. Меня спрашивали: «Надя, вам надо писать до востребования?» Я говорю:

«Зачем? Пишите, если вы хотите мне писать, на нашу квартиру». — «Как? А мама?» — «А что мама? Мама наших писем не читает. И это правильно. Это было, подумайте, когда. В начале XX века. Мама наших писем не читала. А мы ей сами читали, если нам хотелось ей что-нибудь рассказать». Мать была одной из первых, кто приобщил тогда еще юного Булгакова к сочинительству.

Б. также привила своим детям любовь к театру. Она выступала режиссером домашних спектаклей. Первый такой любительский спектакль, в котором играл Булгаков, — это детская сказка «Царевна Горошина», поставленная в 1903–1904 гг. на квартире Сынгаевских, киевских друзей Булгаковых (Николай Сынгаевский послужил прототипом Мышлаевского в «Белой гвардии» и «Днях Турбиных»). Здесь двенадцатилетний Булгаков играл сразу две роли — атамана разбойников и Лешего. Как вспоминала позднее сестра Надя: «Миша исполняет роль Лешего, играет с таким мастерством, что при его появлении на сцене зрители испытывают жуткое чувство».

Необходимо отметить, что иной раз у Булгакова с Б. бывали довольно резкие споры. 24 ноября 1913 г. племянница Б. Иллария Михайловна Булгакова сообщала в Москву Н. А. Булгаковой: «… У мамы принципиальные causeries (разговоры (фр.) — Б.С.) с Мишей (знаешь, в каком тоне!)». Это замечание двоюродной сестры Н. А. Булгакова позднее прокомментировала так: «… В этих разговорах затрагивались и житейские, и весьма широкие вопросы мировоззрения, науки, искусства. Михаил Афанасьевич любил поражать мать, как и других своих собеседников, парадоксальностью, оригинальностью суждений, едкой иронией; говоря с матерью, он любил ниспровергать общепризнанные авторитеты». Вероятно, эти споры усугублялись негативным отношением Булгакова к роману Б. с И. П. Воскресенским. Сын с достижением совершеннолетия осознал себя самостоятельным человеком, независимым от чужих мнений, в том числе от мнений родных и близких людей.

БУЛГАКОВА, Вера Афанасьевна (1892–1972), сестра Булгакова. Родилась в 1892 г. в Киеве в семье А. И. и В. М. Булгаковых. Окончила киевскую женскую гимназию, затем — Фребелевский педагогический институт. Во время Первой мировой войны работала медсестрой в госпиталях. В начале 20-х годов вышла замуж за Николая Николаевича Давыдова (1898–1971), потомка знаменитого поэта-партизана Дениса Давыдова (1784–1839) и уехала из Киева в Симферополь. В январе 1923 г. вернулась в Киев, а в середине 20-х переехала с мужем в Москву. Во время Великой Отечественной войны вернулась к профессии медсестры. Детей у Б. не было. В конце 60-х годов заболела душевной болезнью. За ней ухаживал муж. После его смерти Б. поместили в психиатрическую лечебницу. Она скончалась 22 января 1972 г. У Б. был неплохой голос, и она часто пела в хоре.

Судя по немногим сохранившимся письмам, Михаил был близок с Б. Так, 26 апреля 1921 г. он сообщал из Владикавказа в ответ на ее «обстоятельное письмо»:

«Я очень тронут твоим и Вариным пожеланием мне в моей литературной работе. Не могу выразить, как иногда мучительно мне приходится. Думаю, что это Вы поймете сами…

Я жалею, что не могу послать Вам мои пьесы. Во-первых, громоздко, во-вторых, они не напечатаны, а идут в машинных рукописях, списках, а в-третьих — они чушь.

Дело в том, что творчество мое разделяется резко на две части: подлинное и вымученное. Лучшей моей пьесой подлинного жанра я считаю 3-актную комедию-буфф салонного типа «Вероломный папаша» («Глиняные женихи»). И как раз она не идет, да и не пойдет, несмотря на то, что комиссия, слушавшая ее, хохотала в продолжение всех трех актов… Салонная! Салонная! Понимаешь. Эх, хотя бы увидеться нам когда-нибудь всем. Я прочел бы Вам что-нибудь смешное. Мечтаю повидать своих. Помните, как иногда мы хохотали в № 13 (Дом Булгаковых по Андреевскому спуску в Киеве, прообраз «дома Турбиных» в «Белой гвардии» и «Днях Турбиных». — Б. С.)?