Исторический слом был уже совсем близко. Двуглавый орел Российской империи еще гордо реял над просторами крепнущего государства, колосилась тяжелая пшеница на крестьянских полях, лился из доменных печей расплавленный металл. Еще объедались мороженым будущие солдаты, шумели кронами сосенки, не ведавшие, что вскоре пойдут на простенькие гробы. Но уже гибельным крестом сошлись планеты над Россией — локомотив истории на всех парах мчал страну к катастрофе.
18
28 июля 1914 года на солнечную площадь боснийского городка Сараево выехал открытый черный «паккард». Наследник австро-венгерского престола эрцгерцог Франц-Фердинанд с супругой совершали дружественный визит. Из-под копыт лошадей взмывали в ясное небо стаи голубей, толпа граждан кричала «Ура!», размахивая букетиками цветов. Выстрел прозвучал почти неслышно. Кровью залило бело-золотой мундир убитого эрцгерцога. Полиция схватила мрачного мужчину, одетого во все черное. Гаврила Принцип, участник движения «Млада Босния», сознательно пошел на смерть, убив молодого наследника престола.
Австрия предъявила ультиматум Сербии, Россия — Германии, а вместе с Россией Англия и Франция. События разворачивались с молниеносной быстротой, к концу августа в войну было втянуто восемь государств, а концу года к ним присоединились Япония и Османская империя (Турция). «Так начинался не календарный, а настоящий двадцатый век», — писала Ахматова.
Мировая война. Что это такое, знали пока только военные министры и солдаты, отправленные на фронт. Обычные киевляне приняли начало Первой мировой за очередной политический трюк. Обыватели пребывали в сладкой дреме, не заметив, что оказались на краю пропасти. Все газеты кричали о катастрофе, но кто из нормальных людей верил газетам? Прилавки по-прежнему ломились от обилия разнообразной снеди. Не чувствовался дефицит одежды или лекарств. Жизнь не изменила своего вальяжного, благополучного течения…
После библиотеки Михаил решил пройтись по Крещатику; надеясь встретить там Тасю. У витрины дамской парикмахерской он остановился, читая по привычке смешные объявления:
«Цветочный О-ДЕ-КОЛОН всех запахов. Придворный поставщик Ее Величества Марии Александровны великой герцогини Саксен-Кобург-Готской и испанского королевского двора. Товарищество Брокар и Ко в Москве». «Germandree — порошок в сливках и на листках. Секрет красоты, чудно благоухающая, незаметна на лице, безвредна и вполне гигиенична». «Массаж лица и уничтожение морщин аппаратом Симане исполняет дама из Вены г-жа Завгайм в дамской парикмахерской Титуса Каливода и на дому».
Михаил достал блокнот, записал смешные формулировочки — пригодятся для скетча.
— Мне прекрасно известно, что это зал для дам. Но эта дама — моя жена! — вырывался он из цепких руте швейцара. Тася сидела в высоком кресле, по спине струились распущенные волосы. Рядом с ножницами на изготовку замерла дородная мастерица в элегантном платье со взбитыми стрижеными волосами цвета «Таити».
— Мишенька! — Тася заулыбалась, заметив его в зеркале. — Хотела сюрприз тебе сделать — модную стрижку.
— Нет, дорогая, если у супругов все общее, то и эта коса — моя. И я не хочу ее лишиться. Извините, мадам-с! — Отстранив даму с ножницами, он взял Тасю за руку и вывел на улицу.
На них оглядывались. Зардевшаяся Тася пыталась скрутить распущенные волосы в жгут.
— Деспот! У меня муж — деспот! — полушутя жаловалась она. — Даже не думала, что тебе моя внешность так безразлична.
Но Михаил не слышал. Устремив взгляд вперед, он сжал ее руку выше локтя:
— Смотри! Они идут!
По мостовой под цветущими липами строем шли новобранцы. Юнкерские фуражки на стриженых головах, скатки через плечо. Ушастые мальчишки в новенькой форме. Кое-кто косил глазом на раскрасневшуюся девушку с русалочьими волосами.
— Ты понимаешь, что происходит, Тася? Ты понимаешь? Мы шутим, делаем прически, ходим в ресторан, на концерты, а эти парни, мои сверстники, идут на фронт. Там в них будут стрелять. По-настоящему! Игры кончились. И кто-то сейчас видит в последний раз этот летний вечер и женщину с волосами колдуньи. Их убьют, Тася! — Михаил сжал кулаки, и, казалось, он готов был кинуться вслед прошедшей мимо шеренги.
Глаза Таси наполнились слезами.
— Прости меня, дуру, Мишенька! Мне так хочется радоваться! Хочется мира, веселья, хочется всего самого лучшего! Я просто не умею думать ни о ком, кроме тебя, дура несчастная! —
— «Germandree — порошок в сливках и на листках. Секрет красоты, чудно благоухающая, незаметна на лице, безвредна и вполне гигиенична», — машинально пробубнил Михаил с мрачным, каменным лицом.