Булгаков

Берков. А начинают они от общих разговоров о здоровье, о погоде, о культуре. Но важнее всего не то, о чем они говорят, но сам факт беседы, да к тому же — столь долгой. Вот например, совсем недавно мы вообще не хотели говорить с товарищем Гитлером или с товарищем Риббентропом. А сейчас, пожалуйста, поболтали с ними разок-другой, и теперь у нас четыре новых республики!

Ольга. Дипломатия.

Елена. Если бы! Хотелось бы верить!

Берков. А Булгаков ступил, можно сказать, на новый жизненный путь!

Елена. В каком смысле?

Берков. Всегда уверял, что способен писать только о роли русской интеллигенции. А теперь, пожалуйста, — взял себя в руки и сочинил пьесу о товарище Сталине.

Елена. Думаешь, это что-то изменит?

Берков. Все, Елена Сергеевна, абсолютно все. Рано или поздно мы поставим эту пьесу в нашем обожаемом Художественном театре. Она будет иметь большой успех, потому что пьесы Булгакова всегда шли с успехом, даже если были написаны с позиций, если можно так выразиться, в известной степени классово враждебных. А теперь позиция в высшей степени правильная. Так что — покажем класс, и будет касса.

Ольга. Пока что пьеса в репертуарный план не включена.

Берков. Еще включат! Включат! Верьте моей актерской интуиции. О других пьесах — ничего не скажу, не знаю, но эту — включат непременно! Причем, надолго! Мы об этом говорили сегодня с Михаилом Афанасьевичем. Несколько мелких поправок в тексте — и все станет на свои места!

Елена и Ольга понимающе смотрят друг на друга. За балконной дверью пробегает полуодетая женщина. Она исчезает настолько быстро, что не успеваешь разглядеть, что у нее на шее — коралловые бусы, красная ленточка или кровь. Ее видит только Берков.

Кто это там?

Ольга. Кто?

Берков. Ну… Кто-то прошел за окном.

Елена. Возможно. Это общий балкон.

Берков. Но она…

Ольга. Что?

Берков. Была какая-то странная…

Елена. Возможно, это жена Габриловича. Она кастрюли на балконе держит. Вчера кот сбросил крышку и весь суп сожрал.

Берков. Кот?

Елена. …Или человек. Может, голодный был и сожрал.

Ольга. Ты на репетицию не опоздаешь?

Берков. Странно все это.

Ольга. Что?

Берков. Не знаю. Устал я. Пойду, пожалуй.

Елена. Берков, изобрази перед уходом Немировича!

Ольга. Люся!

Елена. Оля, пусть он покажет, ну пожалуйста!

Ольга. Ничего святого!

Елена. По специальному пожеланию промерзшей сестры.

Ольга. Люся… Люся…

Берков перевоплощается во Владимира Ивановича Немировича-Данченко, восьмидесятилетнего теоретика МХАТа. Поглаживает себя по несуществующей бородке и произносит сквозь зубы измененным голосом текст.

Берков. «Первая заповедь театра: ничего не играть — не играть образ, не играть ситуацию, ни драматичную, ни комическую, не играть смех, плач — ничего не играть. Актер, который играет, вырабатывает штампы и теряет зерно. Актер, который не играет, зерна не утрачивает».

Елена воспринимает пародию Беркова с радостью, Ольга — с раздражением.

«Чехов спросил меня как-то раз, ухватываю ли я его подтексты и за что. А я ему отвечаю: За зерно, Антон Павлович, за зерно».

Елена аплодирует, Ольга качает головой, стараясь скрыть смех.

А на бис я позволю себе предложить вам блаженной памяти Константина Сергеевича.

Берков пародирует Станиславского.

«Неужели вам не надоела простуда? С насморком нужно быть весьма, весьма осторожным. С ним долго не протянешь»

Громко хрипит, словно умирая.

Елена. Ну, это уже предел всему. Но смешно.

Ольга. Станиславский у тебя лучше получается.

Берков. Все, бегу. (Одевается). Может, вы сумеете мне помочь. У кого в Москве могут быть заграничные пластинки Рахманинова? Говорят, есть американские записи. Третий день ищу. И все напрасно.

Елена. У нас нет. Есть немного классики, но не Рахманинов.

Ольга. Качалов много бывал за границей. Возможно, у него?

Берков. Василий Иванович Качалов? Большое спасибо.

Ольга. А зачем тебе Рахманинов?

Берков. Просто из интереса. Для жены.

Сестры обмениваются взглядами.

Ольга. Вот как? А кстати, как она? Давно ее не видела.

Берков. Она сейчас уехала на гастроли.

Ольга. Она была хороша в «Роз-Мари»^[2] (Поет.)

И когда в тот час, а-а-а…

он дойдет до нас, а-а-а…

пусть ваше сердце на мой призыв найдет ответ.

Берков. Спасибо за чай.

Уходит.