Бульдог

— Что же, в общих чертах верно. А главное честно и без прикрас. Но как бы тебе не хотелось от дел политических в стороне держаться, оное не получится. Я понимаю, что юн и в этих играх мало что понимаю. Но знаю одно, волей Господа нашего я оказался на престоле, его же волею гибели избежал, так как меня уж и соборовать успели. А потому, просто стоять в стороне и смотреть кто из верховников верх возьмет не могу. Потому как тогда дела моего деда, на кои он жизнь положил и за что не пощадил даже сына своего единокровного, батюшку моего, прахом пойдут. Долгоруковы верх возьмут, и откатится Россия назад или замрет на месте. Остерман окажется в победителях, иноземцы государство заполонят и тогда все победы, доставшиеся большой кровью и беспримерным мужеством, будут напрасны, потому как Россию возьмут без боя. А потому, хочешь ты того или нет, но остаться в стороне у тебя не получится. Говоришь, что политика и интриги не твоего ума дело? Так тому и быть. Но присягу выполнить тебе придется. А присягал ты мне, юнцу безусому и пока разумность свою никак не проявившему. Так что скажешь, Петр Иванович?

— Долг свои исполнять моя прямая обязанность. Приказывай государь.

— Сначала ответь на мой вопрос. Возможно ли изготовить твою роту, чтобы она была готова к походу в течении часа, и при том не вызвать подозрений?

— Можешь отдать приказ хоть сейчас, государь. Уже через час рота выступит в поход.

— Даже так?

— Точно так, государь. Все содержится в полной готовности, остается только собрать солдат, погрузить обоз и выступить. Часа более чем достаточно.

— В иных ротах так же?

— Нет, государь. Не в похвалу себе скажу, иные капитаны, не так охочи до службы.

— А вот это радует особо. Тогда неси службу как и прежде, о разговоре нашем никому ни слова. И будь готов выступить, по первому требованию.

— Слушаюсь, государь.

ГЛАВА 4

Господи, и смех и грех. Дед он конечно Великий, многое сделал такого, о чем иным правителям и мечтать не приходится. Иноземцев многих призвал и не просто на службу, а так, чтобы они своими знаниями делились и учили наукам подданный российской империи. То деяние действительно великое и толчок России был дан огромный. Но порой и этого великого человека заносило на такие перегибы, что без улыбки и не взглянешь.

То что дед вывел русских женщин из заточения в светлицах, это конечно же правильно. Как верно и то, что ломал устои и закостенелость. Но специальным указом заставлять людей обряжаться только в иноземное платье это перебор. Вышедшие из заточения женщины, да еще и поддержанные его государевой волей и сами взяли бы свое. Причем, не огульно перенимая все иностранное, а внося свое, как традиционное, так и подходящее под местные условия.

Зимы российские не в пример более суровы, чем в Европе. Отсюда и подход к одежде несколько отличается. Будь Петр на крещение одет не в иноземное платье, а в шубу, глядишь и не случилось бы этой злосчастной болезни. Ну да бог с ним с морозом. Тут ведь какое дело, иные они, русские, и по нраву, и по укладу.

Взглянешь на иноземца, причем не на вельможу, а даже на прислугу, они даже двигаются как-то иначе, а от того и платья на них смотрятся естественно. Представить такого в русском одеянии сложно, а вот русского в иноземном… А чего представлять? Взгляни вокруг, и отдыхай душой, годы себе продлевая, ведь сказывают — хорошее настроение продлевает жизнь. А смотреть на русских обряженных в иноземное платье без смеха трудно, потому как в большинстве своем оно на них смотрится как на корове седло.

На эти размышления Петра натолкнул Василий, денщик его, который как заполошный бегал по усадьбе и дому, подгоняя иных слуг. Все они были обряжены на иноземный манер, коий им ну никак не подходил, и смотрелся инородно. Конечно можно это отнести только к черни, но не получается, потому как и родовитые дворяне выглядели ничуть не менее забавно.

Сам Петр, облачаясь, отметил некоторое неудобство от подобного покроя. Камзол приталенный, до колен. Оно может и красиво со стороны-то смотрится, да ноги несколько стесняет. Кафтан тяжел, крой неудобен, рукава с большими манжетами, за которыми можно хранить целую канцелярию.

Кстати, многие именно так и носят бумаги, говорят такую привычку имел и дед. Бывало, придет мысль прямо в седле, так он не сходя на землю, тут же принадлежности истребует и на любом клочке бумаги проект указа набросает, а потом ту записку за манжет. Эдак вернется с прогулки, а по манжетам уж несколько документов распихано.

Короткие штаны, с застежками под коленом. Чулки шерстяные, по случаю зимы. Башмаки неудобные, с пряжками большими. Правда, сейчас на нем ботфорты, в них куда сподручнее в седле сидеть. Похоже, последние, это самое удобное из всего гардероба. А ведь Петр иного одеяния никогда и не носил, только по иноземному манеру. Даже во время многомесячной охоты, пребывал в таком же платье. Хм. И раньше он находил одеяние вполне удобным. С чего бы это?

— Петр Алексеевич, преображенцы готовы. Вещи почитай упакованы. Еще самая малость, и можно выдвигаться, — радостно доложил Иван Долгоруков.