Булавин

В донских и днепровских степях и балках, лесах и речных камышах в эти беспокойные времена появлялись беглецы, новые насельники. Приходили сюда, чтобы избыть тяжелую долю, — из русских и украинских селений и городов бежали крепостные, холопы и ремесленники, стрельцы и солдаты, измордованный, обнищавший люд. Народ собирался храбрый и энергичный, свободолюбивый и независимый. Уже с конца XV столетия их стали звать казаками. Хорошие воины, они с детских лет привыкали к суровой, полной опасностей жизни вольных детей степи. Острая сабля и ружье, добрый конь и быстрая чайка (лодка) становились их неразлучными спутниками, верными слугами на всю жизнь. Жаркие схватки с врагами-басурманами, крымцами и османами, и «внутренними врагами», русскими помещиками, украинскими и польскими панами, захватывающие дух скачки, посвист ветра, постоянная опасность воспитывали в казаке натуру бесстрашную и гордую, суровую и грубовато-резкую.

В казаки шли многие из русских и украинцев, немало жило среди них молдаван, татар и других людей. Складывалось братство на первых порах равных между собой людей. Все вопросы, важные (война или мир с соседями, выступление в поход, сбор средств, снаряжения и прочие) и мелкие, повседневные, решали на общих сходках — кругах (у донцов), радах (запорожцев). На них каждый казак мог сказать свое слово, и общий крик на майдане — «Любо!» или «Не любо!» — решал (по большинству), быть или не быть тому, что предложил атаман или его помощник — есаул. Своих командиров, составлявших старшину, казаки тоже выбирали на круге. А если атаман, войсковой, походный или станичный, куренной или кто-либо из есаулов поведут дела плохо, нечестно, то его могли наказать, посечь, к примеру, на том же круге или заменить другим.

Подонье, Левобережье Украины, соседние с ними южнорусские уезды Придонья и Поволжья давно стали средоточием казацкого сословия, соседившего с русским и украинским, татарским и калмыцким, прочим местным населением. В России крепостные крестьяне гнули спину на господ-помещиков, монастыри и царское семейство, поскольку царь, главный феодал страны, тоже имел своих крестьян — дворцовых, получал с них немалые доходы. Лучше жили крестьяне незакрепощенные — черносошные, или государственные; нерусских из их числа (башкиры, татары и др.) звали ясачными, ясашными — они тоже вносили в казну подать — ясак.

Бурлаки и сплавщики леса, солевары и смолокуры, рыбаки и корабельщики, работные люди с заводов и фабрик, бедные ремесленники и однодворцы, попы и служилые люди (стрельцы, солдаты, рейтары), всякий ярыжный, набродный люд, нищие и убогие, обиженные судьбой люди — все они не только соседи казаков, жившие рядом и среди них, но и люди, с опасением и ненавистью смотревшие на бояр и дворян, приказных людей и воинских начальников, богатых и брюхатых архиереев и купчин. От них они ждали только плохого. За гнет и насилия платили неповиновением и плохой работой, убийством помещиков и приказчиков. Пускали «красного петуха», брали себе господское имущество и хлеб, рвали грамоты на землю и крестьян, бежали от владельцев куда глаза глядят, особенно к казакам, пополняя их вольницу.

Пестрая смесь народов и языков, обычаев и представлений не мешала мирной, бок о бок, жизни этих людей, товариществу и взаимной помощи. Не могло обойтись и без трений, противоречий, столкновения интересов — из-за земли и угодий, соляных озер, рыбных ловель и звериных промыслов.

Их мирную жизнь, товарищескую спайку подрывали и более важные причины. Равенство в их среде постепенно уходило в прошлое — появлялись, прежде всего из казацкой старшины, разбогатевшие люди, «значные», домовитые, зажиточные казаки. Копили деньги и имущество, богатели их дома, множились прибытки, увеличивались стада лошадей, скота, выводки домашней птицы. Бедные односельчане, особенно из новоприхожих беглых, попадали к ним в зависимость, а то и в прямую кабалу.

Деление на лучших и меньших, прожиточных и худых, исстари существовавшее на Руси, переселенцы приносили и в новообжитые места, и «казацкие республики» стали с XVII столетия ареной вражды и борьбы между «домовитыми», богатыми и значными, с одной стороны, и голытьбой, голутвой — с другой. За четыре десятка лет до Булавина Разин и его сподвижники, поднявшиеся на борьбу с московскими боярами и дворянами, не миловали и своих казаков из богатеев. Правда, защита общих интересов Войска Донского, старинных вольных обычаев и привилегий, протест против наступления на них московских властей и войск нередко объединяли всех казаков — от атаманов до голутвенных, мизинных людей. «Господа атаманы и казаки», как горделиво именовали себя донцы, отстаивали свои права как особого сословия, интересы Войска Донского, до поры до времени независимой военной корпорации, потом, правда, уже полунезависимой. Дело шло к потере былой вольности, привилегий; казаки остро и болезненно переживали ослабление и упадок Тихого Дона. Московское самодержавие медленно, но неуклонно наступало на них, стесняя в старинных правах, которыми они так дорожили.