Читаем Булавин полностью

Тогда, незадолго до кончины, император предпочел сказать, что произошло на самом деле. В июльские же дни донской либерии и он, и его присные предпочитали ложь. Она была им нужна, выгодна — восстание еще продолжалось, чернь нужно было образумить. И ложными версиями, и, главное, ружьями и пушками.

<p><strong>ПРОДОЛЖЕНИЕ БОРЬБЫ</strong></p>

В сообщениях о смерти Булавина довольно часто мелькают слова: его убили «казаки», «донские казаки». Эта фраза и верна, и ошибочна. Народного предводителя, действительно, убили его же земляки-казаки из Черкасской, Рыковской и других станиц. Но отнюдь не все казаки, не «все Войско», как пытался уверить новый войсковой атаман Зерщиков, предатель, властолюбец и интриган, а заговорщики, такие же предатели и шкурники, как и их главарь, — Степан Ананьин и Карп Казанкин из Рыковской станицы, Василий Фролов и Тимофей Соколов из Черкасской и прочие. Имелись у них сторонники, и немало, — из числа тех же старшин, «природных казаков», «стариков». Но не только — на их сторону перешли и многие другие, из рядовых, низовых и верховских, маломощных: одни поддались панике после поражении повстанцев, чувству страха перед карателями; другие давно колебались, хотели отсидеться в сторонке; третьи почувствовали, что дело Булавина проигрывает, нужно, мол, о себе позаботиться. Но так думали далеко не все.

В самом Черкасске после гибели Булавина на кругах продолжалась борьба, порой весьма ожесточенная. Одни поддерживали нового атамана, другие нет. Первые соглашались послать к царю станицу (делегацию, посольство) с повинной и выдать плененных соратников Булавина. Вторые против этого возражали, и довольно резко.

Во всяком случае, арестованных булавинцев — Никиту и Ивана Булавиных, сына и брата Кондратия; Михаила Драного и других из Черкасска не сразу отослали к Толстому и Долгорукому, как они того требовали. К губернатору вместо них отправили 18 запорожских казаков. А Долгорукому Зерщиков и другие отговаривались:

— Тех воров к тебе везть через степь опасно от воровских людей, чтобы не отбили. Отдадим их тебе, когда придешь к Черкаскому.

Казаку, которого князь послал к Зерщикову, последний приказал:

— Скажи господину майору, что я сам хочу выехать к нему навстречу, когда он к Черкаскому подойдет.

Зерщиков хитрил и юлил: с одной стороны, чтобы задобрить Долгорукого, выгородить себя; с другой, боясь вызвать гнев части казаков, недовольных переворотом и тем, что за ним последовало. Василий Фролов и прочие, убежавшие в свое время в Азов от Булавина (а им Долгорукий доверял за их «верность», в отличие от Зерщикова и ему подобных), рассказывали князю:

— У них, казаков в Черкаском, намеренье такое, что тех воров (пленных булавинцев. — В. Б.) не отдавать. Был у них круг, и в кругу черкаские жители приговаривали отдать; а другие отговаривали, что не отдавать. И зело они все в великом розмышлении и в страхе. 

Некоторые казаки «со страху» бежали из Черкасска. Настроение среди них было неодинаковым. Какая-то их часть не хотела склонять голову перед царскими воеводами. Долгорукий понял это и высказал неудовольствие Василию Поздееву Большому. Тот явился к нему две недели спустя после переворота:

— Господин майор, всемилостивейший князь! Послан я от всего Войска Донского с повинною к великому государю.

— Это хорошо. За премногую милость государеву тебе и всему Войску Донскому надо его величеству служить верно и раденье свое показать.

— Мы все рады душою и телом служить и прямить великому государю.

— Хорошо ты говоришь. Только какая же это повинная? По вашим оборотам видно, что от вас, казаков, будет противность. Так?

— Что ты, господин майор, говоришь? Какая противность? Мы великому государю верность показали: тебя и азовского губернатора о воре извещали и его самого убили.

— Верно. А сейчас, как мне известили, казаки в Черкаском кричат в круге, достальных воров булавинцов выдать не хотят и тем противность показуют великому государю.

— Кричат, господин майор, да не все. Покричат и перестанут. Погоди малое время, и тех воров мы пришлем к великому государю.

— Медлить не для чего. Надобно, чтоб в Черкаском мне отдали не только тех воров и заводчиков, а всех их, воров, мне отдали, чтоб впредь не отрыгнулось.

— Так и сделаем, господин майор, как указываешь.

— Также вам раденье показать и переловить пущих заводчиков Беспалого, Голого, Драного (князь запамятовал, что Драный погиб в бою у Кривой Луки. — В. Б.), Некрасова, сына Лоскута и других таких же по всем станицам заводчиков.

— Согласны мы, господин майор.

— Также которые городки по Донцу, и по Айдару, и по Медведице, и по Хапру, и по Базулуку, кроме воровства, ничево в них нет, и надлежит его величеству верность показать. А повинная, с которой ты пришел, Я какая эта повинная? Слова одни!

— Твоя правда, господин майор. Так и будем поступать всем Войском. Только это при полках государевых зело надежно делать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии