— Был я близ калмиюских вершин (в верховьях реки Калмиус. —
В этих местах скапливаются повстанцы, в том числе, по словам Шидловского (в донесении Долгорукому), «Тихон Белогородец з бурлаками и со всякою сволочью, и последних бурлак от казаков к нему в полк выгнали. А Драного и Безпалого ожидают. И явно все говорят, что прибираются под Изюм, и под Мояки, и на Тор на здобичь (для добычи. —
Долгорукому стало известно, что запорожцы появились у Сухарева, разграбили шесть будар и хотят идти под те же Тор, Маяк и Изюм. Драный же со своими казаками идет с реки Красной на реку Жеребец, «от Мояк 7 верст». Жители Маяцкого пребывают «в страхе великом». В связи с намерением Петра прибыть в Воронеж он пишет:
— По нынешнему, государь, воровскому замещению (волнению, восстанию. —
Другие командиры, из-под Изюма и иных мест, тоже признавали: «меж здешним народом зело стало слабо, и обдержаны они стали страхом, как оные воры разбили Сумской полк». О Драном говорили разное: то будто идет к Булавину, то — против Долгорукого, то — на город Изюм. «А подлинно собирается» — готовится к какому-то походу. Его казаки, человек с 50, пошли под Воронеж и под Усмань «для коней» — добывать их для своего войска; «повел их русской человек».
Намерения Драного скоро прояснились. К Шидловскому в полк прислали с Тора «колодника» (арестанта) Герасима Власова. Допрашивали его с пристрастием — «пытан на огне, клещами зжен». Под пыткой он рассказал:
— Пограбили у меня булавинцы коня, и я за конем до них, булавинцев, ходил до Драного и до Безпалого. И был у них в войску две недели. И мне того коня они отдали.
— Куда ты после того пошел?
— С тем конем приехал я в Изюм без седла и, взяв хомут у родственников своих, у Ивана Скряги с товарищи, и поехал с Изюма просто на Бахмут, минуючи Тор, боячись, чтоб меня не поймали.
— А ты не шпионом ли от Драного послан? А! Говори! — Шидловский дал знак, и палач спустил Герасима, подвешенного за руки к перекладине, пониже, к огню.
— Признавайся! Высматривал государевы, харьковские и иные, полки, чтоб тем ворам довесть?
— Что ты, господин бригадир! Помилуй! Меж войсками государевыми я не ходил и про полки не розведывал! Только ездил в Изюм за хомутом, чтоб из Бахмута воз с солью взять.
— Что видел и слышал в том стану у Драного?
— При мне пришли от Булавина 300 человек запорожцев с полковником; как его зовут, не знаю. И стала голудьба кричать, абы их не держали в одном месте. Нам-де, запорожцам, и всяким пешим и конным людем позволено, як возможно, где кому добывать коней.
— А казны тем запорожцам те воры давали?
— При мне казны из Войска не присылано. Только сказывают те запорожцы, что сам Булавин из Черкаского вышел и с казною идет в совокупление к Безпалому.
— А потом?
— Хотят они итти под Валуйки для разорения городов, взявши от Валуйки вниз по Осколу до Изюма. И для того походу они, Безпалой и Драной, собрали со всех станиц войска с юртов, наголову (поголовно. —
— Сколько же их, воров, будет всего?
— Для того походу собралось войска при Драном и Безпалом близ 10 000 конных и пеших.
— Что еще скажешь?
— Больше я ничего сказать не знаю.
Шидловский, окончив допрос, приказал Власова повесить. Известил Долгорукого, а тот — царя:
— Шидловский ко мне писал и присылал нарочно в один день дву человек наскоро, чрез почту, сотника да писаря, что конечно Драной с войски идет на меня.
То же подтвердил и шпик, побывавший по приказу того же Шидловского «в войсках воровских». Долгорукий готовится к сражению. В начале июля выступает с полками против повстанцев. Сетует, что «тут (на Валуйках и по Украине. —
— Пишет (Шидловский. —